Под покровом небес (др. перевод)
Шрифт:
Через некоторое время автобус начал медленно, с трудом одолевать подъем. В салоне появился густой и едкий запах выхлопных газов; это – вкупе с натужным воем двигателя и непрерывно усиливающимся холодом – вывело Кит из оцепенения, в которое она впала. Совсем проснувшись, она оглядела смутное нутро автобуса. Все пассажиры, похоже, спали; в креслах они устроились под немыслимыми углами, полностью завернутые в бурнусы, так что ни у кого не виден был ни нос, ни даже палец. Легкое шевеление рядом заставило ее бросить взгляд на Порта, который сполз с сиденья так низко, что опирался о его край серединой хребта. Она решила заставить его сесть
– Сядь прямо, – сказала она, снова его похлопывая. – Ты так спину себе повредишь.
На этот раз он застонал:
– О-о-о!
– Порт, ради всего святого, сядь выше, – нервно сказала она. И принялась тянуть его за голову в надежде разбудить настолько, чтобы он начал прилагать какие-то усилия и сам.
– О боже! – сказал он и медленным червем кое-как стал вползать задом на сиденье. – О боже! – повторил он снова, когда наконец уселся.
Теперь их головы были рядом, и она заметила, что у него стучат зубы.
– У тебя озноб! – яростно выдохнула она, хотя взъярилась скорее на себя, чем на него. – Я говорила тебе: накройся, а ты сидел там и сидел как идиот!
Он не ответил, просто сидел совершенно неподвижно, уронив на грудь голову, которая подскакивала и падала, когда подбрасывало автобус. Протянув руку, она ухватила его пиджак и стала дергать, мало-помалу вытаскивая из-под него: войдя в автобус, он бросил пиджак на сиденье и сел сверху. Затем накрыла мужа пиджаком и стала раздраженно его натягивать, подтыкая с боков. В поверхностном слое сознания, словами она думала: «Как это для него типично – спит мертвым сном, когда я не сплю и мучаюсь». Но все эти слова были завесой, за которой прятался страх: вдруг он действительно заболел? Поглядев в окно, она увидела выметенную ветром пустоту. Молодой месяц уже соскользнул куда-то за острый край земли. Здесь, в пустыне, даже более чем на море, ей совершенно явственно казалось, будто она на крышке гигантского стола, а горизонт – это какой-то резкий край. Представляла себе планету кубической формы – где-нибудь над землей, между Землей и Луной, – и туда они каким-то образом перенеслись. Там был бы свет такой же жесткий и нереальный, как и здесь, и воздух той же степени сухой упругости, а контуры ландшафта были бы лишены утешительной земной плавности – точно как здесь, на всех этих пустых просторах. И тишина бы там стояла несусветная, в которой место оставалось бы только для шума проносящегося мимо воздуха. Она пощупала оконное стекло, оно было холодным как лед. Автобус подскакивал и раскачивался, продолжая движение вверх, на возвышенность.
XXI
Ночь была долгой. Они подъехали к борджу, пристроенному к высокой скале. Над головами включился свет. Молодой араб, сидевший прямо впереди Кит, развернулся и, улыбаясь ей, откинул капюшон бурнуса.
– Хасси-Инифель! – сказал он, несколько раз указав на землю за окном.
– Merci, – ответила она, улыбнувшись в ответ.
Ей захотелось выйти наружу, и она повернулась к Порту. Укрытый пиджаком, он лежал, сжавшись калачиком; его лицо было красным.
– Порт, – окликнула его она, и он, к ее удивлению, сразу отозвался.
– Да? – Его голос прозвучал неожиданно бодро.
– Давай выйдем, выпьешь чего-нибудь горяченького. Ты проспал несколько часов.
Он медленно сел.
– Да будет тебе известно,
– Ага, конечно, – не поверив, сказала она. – Ну, ты пойдешь? Я иду.
– Если смогу. Чувствую себя ужасно. Наверное, у меня грипп или еще что-нибудь.
– Да ну, чепуха! Откуда? У тебя, видимо, несварение – оттого, что обед заглотал слишком быстро.
– Знаешь, ты сходи. А я бы лучше посидел не двигаясь.
Она вылезла из автобуса и немного постояла на ветру среди камней, глубоко дыша. Рассвета еще и близко не было.
В одном из помещений борджа сразу при входе какие-то мужчины хором пели, часто-часто отбивая ладонями сложный ритм. Кофе продавали рядом, в комнате, что поменьше; там она села на пол, грея руки над глиняным сосудом с углями. «Ему нельзя здесь болеть, – подумала она. – Ни ему нельзя, ни мне». А делать нечего, разве что приказать себе не болеть, раз оказались так далеко от мира. Она вышла за стену борджа, заглянула в окно автобуса. В большинстве своем пассажиры продолжали спать, завернувшись в бурнусы. Нашла Порта и постучала в стекло.
– Порт! – позвала она. – Горячий кофе!
Он не пошевелился.
«И черт с ним! – подумала она. – Это он внимание к себе привлекает. Ему захотелось поболеть!»
Она забралась в автобус и кое-как пробралась к своему сиденью, где он лежал без движения.
– Порт! Пожалуйста, пойдем, хоть кофе выпьешь. Ну сделай это для меня. – Склонив голову набок, она заглянула ему в лицо. Погладила по волосам и спросила: – Ты чувствуешь, что заболел?
Отвечая, он говорил куда-то в полу пиджака.
– Не хочу ничего. Пожалуйста. Дай полежать спокойно.
Перспектива ублажать его ей не нравилась; начнешь заботиться о нем, а он от этого еще хуже раскиснет. Но в случае если он простыл, ему надо дать выпить чего-нибудь горячего. Она решила все же как-нибудь влить в него кофе. Поэтому говорит:
– А если я принесу тебе сюда, ты выпьешь?
Ответа ждать пришлось довольно долго, но в конце концов он сказал:
– Да.
Когда она вбежала внутрь форта, водитель уже шел по двору к воротам; это был араб, но не в тюрбане, а в фуражке с козырьком.
– Подождите! – крикнула она.
Он остановился, повернулся и смерил ее с головы до ног оценивающим взглядом. Жаль, нет поблизости европейцев, а то бы он по поводу нее прошелся: перед арабами-то что ж… да и арабы какие-то все не городские; толком и не поймут, поди, блеска его похабного остроумия.
Порт сел, стал пить кофе, вздохами перемежая глотки.
– Все допил? А то мне стакан вернуть надо.
– Да.
Стакан пошел по рукам и добрался до передней двери, где его ждало какое-то дитя, с беспокойством вглядывающееся внутрь салона: вдруг автобус тронется прежде, чем стакан будет в его руках?
Медленно двинулись дальше по плато. После того как автобус долго простоял с открытыми дверями, в нем стало еще холоднее.
– По-моему, помогло, – сказал Порт. – Огромное тебе спасибо. Только все-таки со мной что-то не то. Бог знает, но я в жизни никогда еще так скверно себя не чувствовал. Эх, если б можно было оказаться сейчас в постели да полежать пластом, может быть, все бы и прошло.
– А как ты думаешь, что это может быть? – спросила она, вдруг с новой остротой прочувствовав реальность, отчего все страхи, которые она так долго пригибала и сдерживала, поднялись в ней в полный рост.