Под прикрытием
Шрифт:
Город уже погиб, его бессмысленно спасать, он сейчас – просто груда руин, почти безжизненная. Выбитые окна, проломленные, опаленные пламенем стены, чадный дым, кое-где еще дотлевают угли. Вонь – к сегодняшнему дню запах такой, что выворачивает наизнанку. Трупов столько, что не счесть, они везде – на улицах, в домах, в машинах, просто куски гниющего мяса, во многих местах заваленного кусками бетона и обломками кирпича. Открыто, не обращая внимания на людей, шныряют обнаглевшие, отожравшиеся крысы…
Безопасные коридоры от порта и аэропорта к центру пробиты, по ним несколько раз в день под солидным прикрытием брони гоняют колонны. Сам порт и оба аэропорта давно захвачены нами, их уже не обстреливают. Потери при проводке колонн по городу есть, но приемлемые, вся техника, в том числе транспортная –
Командует штурмом и зачисткой города генерал Волгарь, бывший десантник, прибывший на место позавчера, штаб – в старом аэропорту. Установка дана – боевиков живыми из города не выпускать, спасать мирняк, где еще можно спасти, направлять его к центру – оттуда, когда в обратный путь идут колонны, вывозят беженцев в порт или аэропорт. Боевиков не так уж много, живыми они не сдаются, да и не берет их никто, живыми. В центре, на бывшем стадионе – фильтр, он же – госпиталь первой помощи. Врачи работают рука об руку с контрразведчиками. Так и действует эта дорога – дорога жизни, самая настоящая…
Авиация по городу мало работает, артиллерия тоже очень ограниченно. В городе до сих пор остались ПЗРК – вчера вертолеты еще подбивали, два или три кажется, даже сбили. Еще проблема – не зацепить своих. Брони тоже немного, в основном она держит какие-то районы. Поскольку город наш, наносить ковровые ракетно-бомбовые удары никто и не думает. В городе действует спецназ, у них артиллерийские разведчики – корректировщики огня в составе групп – наводят на цели тяжелые минометы и артиллерийские системы с управляемыми боеприпасами, работающие из центра города и из аэропорта. Остальные – такие, как мы, действуют мелкими группами по восемь-десять человек. Бьемся днем и ночью, просачиваемся внутрь занятых боевиками районов. Командования практически никакого нет, взаимодействие тоже хреновое, только по рации опознаться – и все. Группы в основном смешанные – из тех, кто остался в живых, без бронетехники. Волгарь, полевик, а не генштабист, хорошо понимает, что командовать тут все равно невозможно, поэтому отдал приказ – не мешать, снабжать боеприпасами из центра, опрашивать на предмет развединформации. Даже самооборонщики, опять-таки из тех, кто в живых остался, воюют – мстят. Вчера Козлова видел – выжил-таки, семью с колонной в порт отправил, сам остался на стадионе, помогает, чем может. Много мусульман воюет, что творили боевики с теми из мирняка, кого захватывали в плен и потом выясняли, что это мусульманин, лояльный властям, страшно даже представить. Для этих лояльный мусульманский мирняк, отказавшийся взять в руки оружие и убить русского соседа, с которым прожил бок о бок десять лет – муртады и мунафики, подлежащие смерти после пыток. Для тех, кто остался после этого в живых, боевики – кровники навеки. Пощады ждать не стоит – ни от тех, ни от других.
В городе действует уже полная десантная дивизия, части военно-морского спецназа, не меньше полка из командования специальных операций, еще какие-то части перекрывают пути отхода, есть и жандармерия – тоже не меньше дивизии. Террористов планомерно оттесняют к горам, где все склоны простреливаются, где все перевалы уже оседлали десантники и где им не будет выхода, кроме как на тот свет. Но террористы сопротивляются – и, черт возьми, сопротивляются успешно.
Нас осталось пятеро – всего пятеро, экипаж и плюс еще один человек. Подранены все, но никто и не думает уходить. Потери, кстати, на удивление низкие для городских боев, кто был, тот подтвердит. Но дело в том, что у нас нет штурмовых задач, типа: к восемнадцати ноль-ноль занять такое-то здание. Мы просто воюем, как можем – одного за другим выбиваем снайперов, гранатометчиков, пулеметчиков, расчеты ПЗРК – убиваем,
Тела Чижика и еще одного десантника отправили сразу же, остальных за эти дни потеряли трехсотыми – тоже уже отправили. Из разбитого бронетранспортера достали «оружие выживания» – здоровенную однозарядную винтовку калибра 14,5, стреляющую патронами, подходящими к пулемету от БТР. Так вот сейчас и работаем: я – командир и разведчик, два человека – расчет и два человека – прикрытие. Схема простая – я иду вперед, глушу, где могу, из бесшумной снайперской винтовки, если не справляюсь – тут начинает работать уже ОВ. Пуля калибра 14,5 пробивает все укрытия, за какими могут скрываться боевики – стена дома, остов сгоревшей машины. По оба фланга от нас работают десантники, впереди – кажется, свои, моряки, но не уверен. По флангам мы опознались, договорились друг по другу не стрелять, по фронту – на связь выйти не удалось, почему-то молчат. Может, радиомолчание соблюдают…
Сейчас мы занимаемся снайпером – уже полчаса. Хитрый гаденыш, один раз уже вывернулся. Самое плохое – что теперь он знает о нашем присутствии, и нам предстоит снайперская дуэль. Но деваться некуда…
Интересно, где он, падла такая, засел? Последний раз работал десять минут назад, но так и не засекли точно, откуда. Небольшой проулок, ведущий от проспекта к группе высотных домов. На самом проспекте десантники, а здесь пока – только мы. Передовая группа, разведка, эта территория еще считается незачищенной. Позицию он, разумеется, уже сменил. Может, и вообще ушел. Тихо-то здесь как. Стреляют и справа, и слева, а здесь, в этом проклятом закоулке, куда мы и свернули, в общем-то, случайно – тишина, мертвая тишина. Может, потому, что здесь и вправду притаилась смерть…
Жуткие бои в городе выявили, помимо сильных сторон, и множество слабостей нашей армии. Например: много самых разных разведывательных беспилотников – и ни одного ударного. В итоге – завалили ракетами два «Громовержца», оба удалось посадить с большими или меньшими потерями, два транспортника, несколько вертолетов. Даже сегодня пуск «Стингера» видел, хоть и единичный. В общем, ПВО района мятежникам удалось организовать. До сих пор воюем без поддержки.
То, что произошло с бомбой, вообще ни в какие рамки не укладывается. Всем раздали дозиметры, но, убедившись, что радиации нет, все их сразу повыбрасывали – не дай бог выдаст писком или чем-нибудь еще, треском каким-нибудь. Но все равно, когда взрыв одного устройства вывел из строя военную машину целого региона – это самое настоящее ЧП, за это не погоны – за это головы снимать надо…
Думаю думки, а дело тоже делать надо. Поднимаюсь первым по лестнице, тут основным – лифт, поэтому лестничная клетка узкая и неудобная. Естественно, не пешком поднимаюсь, а ползком, на брюхе, избегая оконных проемов. Последние дни только так и передвигаемся – больше на брюхе, чем ногами. Пистолет в руках, винтовка за спиной…
Кстати, винтовку я себе раздобыл знатную, «Эрму» сдал на стадионе как трофей. А взамен теперь у меня – финская винтовка «Лев», та же самая СВД, только с тяжелым спортивным стволом, регулируемым прикладом и германской оптической системой, прицелом, совмещающим в себе дневной и ночной каналы. Ну и тактический глушитель, куда же без него. Финны не только лучшие в России, а то и в мире, патроны делают, но и винтовки тоже собирают ограниченными сериями…
Третий этаж. Четвертый…
В отличие от соседних, дом, в котором я сейчас нахожусь, пострадал от обстрелов и пожаров на порядок сильнее. Может, потому что с него можно бить напрямую с проспекта, может, еще почему. Не знаю…
На пятом этаже дверь выбита взрывом – не выломана, а именно выбита взрывом. Значит, мне сюда…
– Мы на позиции!
– Затихаритесь до команды!
– Принял!
В квартире темно, пожара тут не было, но видно, что сначала отсюда в спешке уходили хозяева, а потом ее еще и пограбили всласть. Не знаю, почему именно эту, может, по наводке. Несмотря на то что со всех сторон меня прикрывают стены, передвигаюсь все равно ползком – так уже привычнее. А квартира-то большая…