Под псевдонимом Ксанти
Шрифт:
Он стал рассказывать, подыскивая испанские слова. Рассказ продвигался медленно, но не по вине Хаджумара. Эрнест требовал подробнейших деталей. Он задавал такие вопросы, что ставил в тупик советника, который всякий раз взглядывал на писателя, стараясь по лицу его угадать, не подшучивает ли он над ним. В самом напряженном моменте писатель вдруг спросил:
— Вы лежали перед мостом на траве?
— Конечно, на траве…
— На животе или на спине?
— Черт побери, конечно, на животе, ведь нельзя было спускать глаз с моста и с охраны!
— А чем пахла трава?
— Пахла?! — пожал плечами Хаджумар. — А это важно, чем она пахла?
— Важно, — серьезно подтвердил писатель.
— Важно, чтоб взрыв произошел
Писатель вскрикнул: вот он ключик к раскрытию сути профессии разведчика! И чтоб окончательно увериться в своем предположении, Эрнест, всматриваясь в лицо советника, нарочно безразлично произнес:
— Главное, чтоб мост перестал существовать… А часом раньше или позже прозвучит взрыв… — Он неопределенно пожал плечами, какое это имеет значение.
Хаджумар укоризненно покачал головой, жестко сказал:
— У разведчиков отсчет времени иной. И цена секундам намного дороже. Каждая операция распадается на этапы. Чтобы пройти один этап, дается определенное время. Без запаса, потому что надо сократить до минимума пребывание в тылу врага. Все, что ты предпринимаешь там — шаг вправо, шаг влево, остановка, обход, — все по крайней необходимости. Ни одного лишнего движения и в то же время никакой поспешности — вот закон разведчиков. И еще один: делать все вовремя: раньше подойдешь — больше шансов у врага обнаружить тебя, позже — все придется делать второпях. И взрыв должен произойти в самый неподходящий для противника момент. Представьте себе, что идет подготовка вражеского наступления или переброска войск для обороны. И вот в тот самый момент, когда враг, избрав наиболее выгодный ему путь переброски частей, приблизился к мосту — вон она, та сторона, куда необходимо перебраться! — вдруг взрыв, и переправы нет. Будь войска еще на исходных позициях и узнай командование, что мост взорван, оно могло бы избрать другой маршрут для передвижения. А теперь времени-то и усилий сколько потеряно!
— Очень убедительно! — восхитился писатель. — Итак, вовремя, ни секундой раньше, ни секундой позже… — Он торопливо стал водить карандашом по бумаге. — А какая черта характера крайне необходима разведчику?
— Аккуратность, — не задумываясь, ответил камарада советник. — Да, да, помимо всего прочего — храбрости, хладнокровия, смекалки — крайне необходима аккуратность… Сколько великолепных задумок провалилось из-за того, что кто-то что-то забыл, вовремя не предусмотрел, неаккуратно исполнил. Из-за малейшей оплошности гибли самые квалифицированные разведчики.
— Что является непреклонным условием успеха разведчика? — настойчиво допытывался Хемингуэй.
— Вера в соратника, в его порядочность и силу воли.
Увлекшись, Хаджумар поведал о людях, что слыли отчаянными малыми, что могли на виду у всех вскочить на бруствер и молодцевато танцевать под градом пуль. Но это они проделывали под восторженные крики окружающих. Но там, куда отправляются разведчики, нет публики: там и подвиг и смерть безымянны. И Хаджумар знает таких, кто в этих условиях терял свой блеск и смелость, сникал, — им для героизма не хватало восторженных взглядов людей… Он знал и других, тех, что никогда ничем не проявляли свою смелость, держались на людях в тени, зато в одиночестве оказывались на высоте.
Они сидели уже три с половиной часа, а конца рассказу о взрыве моста все еще не было видно. Дошли лишь до того момента, когда диверсанты притаились возле моста…
Хемингуэй часто останавливал Хаджумара, переспрашивал, уточнял и вновь попросил:
— И все-таки ответьте на вопрос, который для меня, писателя, не менее важен, чем рассказ о самом взрыве. Чем пахла трава? Или вы не ощущали запаха травы — из-за встревоженности и напряженности ситуации?
Да не шутит ли он? Вопросы какие задает. Чем пахнет трава? И это в такой момент! Может быть, он и карандашом водит по бумаге
— В напряженные моменты все чувства человека обостряются, и врезается в память каждая деталь. Иногда и жалеешь об этом, потому что не все увиденное, услышанное, прочувствованное хочется помнить… Да не удается, — сказал Хаджумар. — В процессе операции кажется тебе, что ты ничего не замечаешь, кроме того, что мешает делу или, наоборот, помогает… Но потом вспоминается все! Ничего не ускользает ни от глаз, ни от ушей. Мне кажется, что я и сегодня могу проделать ту самую пробежку, что совершил в ту ночь, и нога точно ляжет на ту травинку, на тот камушек, что и в тот раз… Вот закрою глаза — и кажется мне, что я все еще там, лежу на животе, ветер слегка шевелит листья, я вновь ощущаю терпкий запах травы, что всегда действует так успокаивающе, вызывает желание улечься на спину, вытянуть руки и ноги, уставиться взглядом в небо… Помню, помню я эти шевелящиеся травинки перед носом, невидимые в темноте, но шелест их был слышен. И запах, терпкий запах их проникал внутрь. Потом я вдохнул запах сосны, свежий и отрезвляющий. А когда пополз вперед, почувствовал, как ладони кололись о сосновые иглы, устлавшие землю…
Далеко за полночь Эрнест наконец сжалился над Хаджумаром, заявив, что на сегодня хватит, беседу можно перенести на следующий вечер.
— Но я же достаточно рассказал! — выпалил Хаджумар.
Хемингуэй умоляюще произнес:
— Спасибо, я уже явственно вижу, как построю свой роман. Но материала у меня еще мало! Вы рассказали только, как шла операция. Теперь мне нужно узнать все о людях, которые были с вами. Все! И хорошее, и плохое о каждом из них. Их индивидуальные черточки, их характеры, стремления, слабости, увлечения… — Видя, что камарада советник хочет прервать его, писатель торопливо закричал: — Не уверяйте меня, что вы всего этого не знаете! Мне доподлинно известно, что вы каждого из тех, кто идет с вами на дело, внимательно и тщательно изучаете. Так что вы можете оказать мне эту услугу…
…День выдался напряженный. Хаджумар возвратился в отель за полночь и не успел раздеться, как раздался резкий стук в дверь. Эрнест ввалился к нему в номер, опять стол оккупировали бумага и карандаши… Хаджумар предупредил, что не станет называть фамилии людей, с которыми он ходил взрывать мост. И писатель понятливо кивнул головой — конспирация.
Хаджумар сперва неохотно, присматриваясь к реакции гостя, приступил к характеристике бойцов. Но, увидев, с каким истинным трепетом писатель расспрашивал его о внешности их, о желаниях, чувствах, об их отношении к делу и друг к другу, об их привычках, о том, что их радовало, что раздражало, что приводило в отчаяние, — Ксанти, вновь незаметно увлекшись, стал рассказывать так обстоятельно, что писатель несколько раз поднимал вверх небольшой палец и бормотал по-итальянски:
— Брависсимо! Вам бы не мешало сменить пистолет на перо — у вас наметанный глаз наблюдателя и психолога… — Он уже мысленно видел каждого члена боевой группы; вслушиваясь в рассказ Хаджумара, он представлял, что творилось в душе молодого Гарсиа и погруженного в траур Аугусто… — Это то, что надо. — Писатель торопливо стругал затупившиеся карандаши. — Вы рассказывайте, рассказывайте, я самое важное запомню…
Наконец Хаджумар умолк.
— Вам было достаточно двоих бойцов и переводчицы, чтоб взорвать мост. Но мне для романа недостаточно только их. Расскажите еще о других, о тех, с кем вы ходили на другие задания, — взмолился Эрнест. — А я их приобщу к вашей группе. — Разве важно, что будет не четверо, а несколькими участниками больше?