Под псевдонимом Ксанти

Черчесов Георгий Ефимович

— Мы пойдем вместе, — настойчиво произнес советник. — И посмотрим, как и что делается. Прервись…

Педро глянул озадаченно на камарада советника, увидел, что тот ждет и, судя по всему, не уйдет, пока Педро не подымется. Анархист начал было кипеть, но рука Катарины дотронулась до его локтя, предупреждая, что сейчас не время для скандала. Педро в сердцах шлепнул картами о стол.

Катарина увязалась за ними. И опять она всем видом показывала, что ей скучно на позициях, но глаза ее были осмысленны и настороже. Чутье подсказывало Хаджумару, что

она не проститутка и здесь оказалась не случайно. Но почему она не уходит? Ведь она уже знает план обороны. Или сомневается в его верности? Может быть, он, Хаджумар, чем-то выдал себя? Тогда пусть убедится: вот они, огневые позиции и ячейки, перед нею. Расположены точно по тому плану, что он предложил утром. Теперь-то у нее не должно быть сомнений. Видимо, она считает, что успеет, и выжидает, не выдаст ли он еще что-нибудь ценное из своих планов. Было бы хорошо, если бы она покинула бригаду именно сегодня ночью. Иначе он не успеет перестроить позиции. Предстоят большие работы по подготовке огневых точек, по переброске артиллерии. Выход один: подтолкнуть ее, заставить ее ускорить свой переход к флангистам. Как это сделать?

Придя в замок, Хаджумар сказал Дурутти, что хотел бы, чтобы сейчас, в канун серьезного боя, в бригаде ни одного постороннего не было.

— Кого ты имеешь в виду? — спросил комбриг.

— Здесь скитаются несколько торговцев вином и барахлом, да еще эта женщина, что с Педро.

— Что-то ты невзлюбил Педро, — поморщился Дурутти.

— Я требую этого! — продолжал настаивать Хаджумар. — Я отвечаю за исход боя в не меньшей степени, чем ты, Дурутти.

— Ладно. Я дам команду. Хотя это и разозлит анархистов.

Вечером комбриг, встретив советника на передней линии, вспомнил его требование и сказал:

— Кстати, девушка Педро заявила, что сама собиралась покинуть бригаду.

— Сама? — насторожился Хаджумар.

— Мол, перестало у нас пахнуть свободой. Уехала в город.

— И она действительно уехала в город?

— А куда же она могла? — удивился Дурутти.

…Ночью, когда, судя по оживлению в стане врага, стало ясно, что атака начнется утром, Хаджумар отыскал Дурутти и попросил:

— Дай мне право изменить тот план, что мы выработали.

— Ты что?! — рассвирепел комбриг. — Все уже готово к отражению атаки. Ты что-то упустил?

— Я дал ложную экспозицию, — признался Хаджумар.

— Почему?!

— Я не мог рисковать — вокруг нас было очень много людей.

— Тебе что, снятся диверсанты и шпионы?! — в сердцах закричал комбриг. — Как теперь исправлять твои затеи?

— Мы перестроимся за полтора часа, — заявил Хаджумар. — Я дал команду готовить ложные и запасные позиции и под этим видом кое-что успел предпринять.

…Когда началась артподготовка и бомбежка, Дурутти молча переглянулся с советником. В самом деле, это было поразительно: артиллерия врага била точно и только по тем позициям, которые были определены Хаджумаром в присутствии анархистов. Мятежники посылали туда снаряд за снарядом. Да и самолеты пикировали на эти же цели. Точно били и по позициям, предназначенным под пулеметы.

— Ты убедился? — спросил Хаджумар. — Враг знал нашу дислокацию.

— Среди анархистов предатели? — скрипнул зубами Дурутти.

…Мятежники уверенно двинули вперед танки. Шли так, будто не ожидали никакого ответного огня. Но он обрушился на них, и обрушился с неожиданной стороны. Запылали танки, обстреливаемые с фланга артиллеристами, словно на плацу. Застрекотали пулеметы, отсекая пехоту фашистов от танков. Огонь был такой плотности, а система так продумана, что враг остановился, а потом стал в беспорядке отходить, оставляя на поле множество трупов. Семь танков ярко пылали посреди нейтральной полосы.

Дурутти порывисто обнял советника:

— Спасибо, камарада! Ты похож на нас, каталонцев! — Это была его высшая похвала.

— Что касается Каталонии, то смею тебе напомнить: это имя области дали наши предки, аланы, которые в четвертом веке жили там.

— Что ты говоришь? — изумился комбриг. — Так аланы — предки…

— …народа, к которому я отношусь!

— Я знаю, что ты из России, но кто ты по нации?

— Я прошу не называть больше этой страны применительно ко мне, — напомнил Ксанти условие, с которым был направлен к Дурутти.

— Но нас никто не слышит, — оглянулся по сторонам комбриг. — Кто же ты?

— Осетин. Есть такой народ в горах Кавказа.

— Осетин… — задумчиво произнес комбриг. — Осетин! Алан! Прекрасный ты человек, камарада советник. И умница! Впрочем, ваши знают, кого посылать! Ты знаешь, что я выгнал предыдущего советника?

— Знаю, — ответил Ксанти и предложил: — Сейчас надо передвинуть артиллерию на новые позиции. Теперь и они перестроятся. Надо ждать удара по левому флангу.

— Командуй! — решительно махнул рукой Дурутти.

* * *

Кильтман с ужасом наблюдал, как оживают артиллерия и пулеметы республиканцев на Каса-де-Кампо. Особенно удивило, с какой легкостью артиллеристы бригады Дурутти расправились с танками. В стереофоническую трубу было видно, как один танк за другим сперва вздрагивал — впечатление было такое, точно кто-то с чудовищной силой толкал его сбоку, заставляя вертеться на месте, — а затем вспыхивал. Убедившись, что артиллерия заняла не ту позицию, которую указала фрау Бюстфорт, а как нельзя самую удачную, он понял, что его перехитрили. И тогда Кильтман вызвал ее на командный пункт. Она появилась, надменная и довольная, игриво спросила:

— Вы уже соскучились по мне, полковник?

— Посмотрите на поле боя, — уступил он ей место у стереотрубы. — Видите, откуда бьет артиллерия республиканцев?

— Не может быть! — резко вскричала фрау Бюстфорт. — Я слышала, как военный советник предложил занять позицию в центре, и не уходила до тех пор, пока артиллерия не была переведена. Я ручаюсь за это!

— Вас раскусили и дезинформировали, — сказал он. — И теперь гибнут солдаты.