Под сенью замка
Шрифт:
Эдвард уже собрался покинуть Дерби, но, увидев человека, покорившего сердце Джейн, выругался и вернулся обратно к сэру Джону, где спиртным попытался заглушить муки ревности. Впрочем, его мучила не только ревность. Вспомнив, что Саймон Баттеридж был еще и другом Джеймса, Эдвард почувствовал себя отвратительно оттого, что ничем не облегчил положение несчастного и тем самым предал покойного друга.
Вернувшись на следующее утро в Бистоун-Лодж и продолжая в душе злиться на Саймона Баттериджа, он решил ничего не говорить Джейн о злополучной встрече, так как сознавал, что она зальется слезами
В результате щедрых возлияний у сэра Джона голова у Эдварда болела, тело после ночи, проведенной на жестком соломенном тюфяке, разламывалось так, словно его пытали на дыбе, в довершение всего он не мог правдиво объяснить жене свое ночное отсутствие.
По дороге в Лондон Джейн никак не могла отделаться от раздражения, тем более что ей пришлось ехать в одной карете с Изабеллой, не скрывавшей своего злорадства. Столь скорый разлад между супругами Изабеллу ничуть не удивил, она никогда не верила, что Эдвард может глубоко и искренне любить Джейн, которая казалась ей полным ничтожеством.
То, что он сбежал из дома в брачную ночь, наводило Изабеллу на мысль, что кузен не намерен серьезно относиться к своим супружеским обязанностям. Посему она твердо решила как можно скорее объявиться в Лондоне, чтобы полюбоваться на унижение ненавистной Джейн.
Во время путешествия в Лондон Эдвард мало находился в карете с дамами, предпочитая большую часть дороги ехать вместе с конвоем. На постоялых дворах Джейн вела себя благоразумно, но подчеркнуто холодно и не делала больше замечаний относительно его проступка. Она разделяла покои с Энн, и если та и считала, странным, что Эдвард не приближается к жене со дня свадьбы, то была слишком воспитанна, чтобы спрашивать об этом. К тому же голова девушки была занята совсем другим.
Энн замкнулась в себе, почти все время молчала и смотрела в окно невидящим взглядом. Бледная и равнодушная к окружающим, она в отчаянии думала только о Саймоне. Будущее рисовалось ей таким же унылым, как дейтонские пустоши в зимние дни. Как бы ей ни хотелось соединить свою жизнь с Саймоном, узнай об этом Эдвард, трагедии не миновать.
Джейн, несмотря на собственные любовные невзгоды, глубоко сочувствовала подруге.
— Джейн! — тоскливо прошептала Энн, когда они улеглись спать в трактире. — Я готова пожертвовать всем ради Саймона — даже жизнью. Только бы взглянуть на него хоть разок, убедиться, что с ним все в порядке…
Джейн не знала, чем ее утешить. Она лишь успокаивающе сжала руку подруги. Господи, может, когда они приедут в Марчингтон-Хаус, бедняжка отвлечется от своих горестных мыслей!
Миновав предместья Лондона, они направились к его северной части — Кларкенуэллу, и Джейн, заверявшая, что у нее нет желания любоваться столицей, тем не менее смотрела на все широко раскрытыми глазами деревенской девушки. Сквозь серебристый туман, нависший над Лондоном, в лучах заходящего солнца вырисовывались шпили церквей и резные парапеты. Столичные родственники с нетерпением ждали приезда гостей и сразу провели их в дом, где для прибывших уже было приготовлено угощение.
Ярые роялисты сэр Джордж и леди Марчингтон были пожилой парой: сэр Джордж — тихий человек, невысокий
Глава двенадцатая
— Я так рада, что ты смогла приехать в Лондон, Джейн, — сказала леди Марчингтон, когда все собрались после обеда в гостиной, — хотя времена сейчас и не самые лучшие. Вот перед войной каких только не было развлечений — маскарады, балы! Теперь же многие дома закрыты — всех забрала война.
— Но достопримечательности остались, и я очень хочу их осмотреть, леди Марчингтон.
— Я позабочусь о пропусках, — заметил Эдвард. Он стоял вместе с дядей у камина и вертел в руке бокал с бренди. — Они необходимы для въезда и выезда из города, — объяснил он.
— Что ж, хоть какая-то польза от родича парламентариста, — насмешливо сказала Джейн. Шутка развеселила всех, и Эдвард был этому рад, так как совсем не хотел, чтобы тетка с дядей почувствовали размолвку между ним и Джейн. Он был полон решимости помириться с ней как можно скорее.
— Вы не собираетесь перебраться в деревню, леди Марчингттон? — спросила Джейн. — Там вам было бы спокойнее, раз Лондон теперь — оплот парламентаристов.
— Мы с Джорджем слишком стары для такого переезда и решили остаться. Меня не запугать в собственном доме, хотя и нарываться на неприятности не стоит, тем более что легко угодить в тюрьму из-за пустяка. Конечно, есть определенные тяготы: еда, к примеру, очень дорога, а уголь достать можно только по непомерным ценам. Подозрительность окутала Лондон подобно смогу, а дома роялистов, вроде нашего, постоянно обыскиваются.
— Надеюсь, тетушка, последнее время этого не происходит, — снисходительно улыбнулся Эдвард, глядя на сидящих на диване дам. — Я уладил этот вопрос еще до того, как уехал на север.
— Спасибо, Эдвард. Действительно, нас не обыскивали уже несколько месяцев. Вот видишь, Джейн, — глаза леди Марчингтон весело сверкнули, — неплохо иметь племянника в парламентской армии, даже если не одобряешь его выбор. Слава Богу, что его брат Уильям не последовал за ним. Мы — не единственная семья в стране, где родственники разделились на два лагеря. Хорошо хоть, не перессорились.
— Да, леди Бланш того же мнения, — сказала Джейн. — Надеюсь, мы с Энн не очень обременим вас своим присутствием, леди Марчингтон. Эдвард не успел заблаговременно предупредить о нашем нашествии.
— Ничуть, дорогая. Мы очень рады вашему приезду в Марчингтон-Хаус. Это дает нам возможность познакомиться с тобой, а племянницу мы счастливы видеть в любое время. — Она нежно улыбнулась Энн. — Вот Эдвард любит появляться внезапно, но для нас его наскоки всегда приятный сюрприз. Надеюсь, теперь, женившись на такой красавице, он станет наконец домоседом. Ты обедаешь с нами, Эдвард?