Под сводами высокой лжи
Шрифт:
Соколов холодно улыбнулся. Он был доволен. Джордж постоял с минуту, шагнул к двери, остановился и вернулся в кресло.
– Если мы передадим эту информацию в организацию Хасана, то они приговорят вас к смерти, – сказал Михаил. – Они не станут копаться, насколько информация правдоподобна. Им достаточно будет знать, что вы не поделили барыши от наркобизнеса.
– Шантаж? – Уоллис оплыл в кресле и прикрыл глаза рукой. Полётов молча наблюдал за ним, изредка поглядывая на Михаила.
– Глупо строить из себя ангелов. Это ваши слова, сэр.
– Я с самого начала знал, что это дело не приведёт ни к чему хорошему. Хасан был настоящий сукин сын. Он тоже шантажировал меня. Пришлось убрать его. Только не думайте, что я раскаиваюсь. Мир не потерял ничего.
– Зато вы приобрели очень
– Да, контролирую… Знаете, мой отец тоже работал в ЦРУ. Наверное, я пошёл работать в Управление под влиянием детских романтических представлений об этой службе. В молодости мне казалось, что вся моя душа принадлежаит Управлению. Вся моя жизнь проходила под знаком увлечённости этой службой. Казалось, что одно время Управление стало заменять мне семью. Думаю, что это было самым большим моим заблуждением, потому что именно через это пришло разочарование… Любопытно, как сложилась бы моя карьера и какими бы стали мои мысли, если бы мне на пути не встретились циники, презиравшие всё на свете, даже свою работу в ЦРУ? Наверняка я бы остался верен своим идеалистическим представлениям. Но когда начальство не вызывает ничего, кроме омерзения, и когда от тоски начинаешь то и дело прикладываться к бутылке, трудно ожидать от жизни радости. Некоторые из моих ближайших коллег стараются выглядеть благопристойно, но напиваются втихую. Другие пьют открыто. Убеждён, что у вас происходит то же самое… Мой непосредственный начальник надирается уже в обеденный перерыв. А что делать? Никто не чувствует себя удовлетворённым. Время настоящих героев кануло в небытие. Эпохой настоящих дел был разгар холодной войны, когда Америке противостоял Советский Союз. Накачка идеологическими лозунгами играла свою роль, выковывался внутренний стержень. Многие у нас серьёзно опасались коммунистической угрозы, верили в святость своей миссии. После распада Советского Союза все в ЦРУ растерялись. С поля битвы исчез главный противник. Во имя чего теперь работать? Врагов нет! Терроризм? Я не верю в его глобальную угрозу. Да, есть опасность, но не планетарного масштаба, в значительной степени она раздута нами. При действительном желании мировое сообщество могло бы легко вырвать зубы террористам. Но вместо этого сегодня ЦРУ целенаправленно финансирует ряд экстремистских организаций, чтобы раздувать страх в мире перед исламистами и через это проводить свою «полицейскую» политику. Я знаю несколько случаев, когда мы передавали через наших агентов деньги террористам на их операции. Эх, куда катится мир?.. Нет, джентльмены, я давно разуверился. Работа в Управлении стала для меня просто возможностью зарабатывать деньги… А с наркотиками вы меня ловко накрыли. Конечно, за решётку мне совсем не хочется, тут и скрывать нечего. Да, не совсем удачно всё сложилось… – проговорил американец, громко дыша. – Значит, вытребуете, чтобы я сообщил в отдел о налаженном канале по доставке секретных документов из Москвы? Полагаю, что это не всё?
– Мы были бы плохими разведчиками, Джордж, если бы остановились на этом. Глупо не развить сотрудничество там, где оно настойчиво требует продолжения, – сказал Полётов.
– Какая информация вас интересует? Спрашивайте.
– Направления вашей работы здесь и в России, – Михаил стал загибать пальцы. – Цель ваших командировок в Москву под чужим именем.
– Я проверял, как продвигается работа по созданию фондов, которые должны поддерживать церковную идеологию.
– Нас интересует подробная информация по этим фондам.
– Я принесу вам материалы, – кивнул американец. – У меня кое-что имеется на руках. Фактически это можно рассматривать как одну из линий, направленных на раскручивание нового фронта религиозной конфронтации…
– Об этом нам уже известно. Вы знаете кого-нибудь из российских политиков, лоббирующих интересы церкви?
– С двумя депутатами Государственной Думы я знаком лично. ЦРУ щедро оплачивает их услуги. Обычно это оформляется как гонорары за консультацию тех самых «общественных» фондов… Полагаю, что есть и другие агенты такого же уровня.
– Нам нужны имена.
– Да, вижу, работы у меня заметно прибавится, – Уоллис дотянулся до бутылки и налил себе виски.
– Джордж, не унывайте, – похлопал его по плечу Михаил. – Вы продолжаете заниматься своей профессией. Ничего нового.
– Пожалуй, вы правы, – Уоллис сделал большой глоток. – В конце концов это всё тот же шпионаж. Собственно, какая разница, на кого работает профессионал?
– Да и не впервой вам сотрудничать с чужой организацией. С Хасаном-то вы быстро нашли общий язык и даже наладили бизнес, а он был отъявленный мерзавец и убийца. С нами будет проще. Никакого криминала. Только обмен информацией.
– Да, да, всё это так… Только не думайте, что я запаниковал… Нет, просто немного растерялся. Знаете, когда сам вербуешь, то кажется, что это в порядке вещей, но когда тебя цепляют на крючок, тут уж совсем другие чувства пробуждаются… Не предполагал, что жизнь может повернуться таким образом. Конечно, в нашей работе бывает и похуже… Что ж, поздравляю вас, джентльмены. Вы крепко взяли меня за жабры… Но вот ответьте мне, почему всё-таки вы следили за мной, когда я работал с Хасаном?
– Это случайное совпадение, Джордж. Мы разрабатывали совсем другого человека, а вы неожиданно попали в поле нашего зрения.
– Оказаться в нужное время в нужном месте, – хмыкнул Уоллис. – Для меня было бы лучше не оказываться в некоторых местах, но теперь уж ничего не попишешь…
ЮРИЙ
За лето мне пришлось побывать в Венесуэле, ещё раз съездить во Францию и дважды наведаться на юг Испании. Всюду стояла невыносимая жара, и везде меня ждали мелкие неприятности, которые пусть и разрешались успешно на месте, но всё-таки оставляли осадок.
Когда пришла зима, мне показалось, что наступила полоса затишья. Всё как-то само собой наладилось, вошло в привычную рутинную колею: написание статей для журнала, кратковременные визиты в Мадрид, регулярные походы в «Клаусуру», наработка новых связей, встречи с агентами.
Уоллис вернулся в Штаты осенью и там продолжил работать с нашими ребятами, предоставляя нужную информацию. Пил он по-прежнему много и вёл себя достаточно неаккуратно, что могло легко привести его к провалу. Иногда он присылал мне по электронной почте короткие письма, в которых непременно упоминал о нашей замечательной дружбе. Эти послания не имели никакого отношения к нашей работе, просто на Джорджа временами накатывала сентиментальность, особенно когда он выпивал лишнего.
Моника, без труда сдав экзамены, теперь училась в университете, она была окружена вихрем новых знакомств, в связи с чем мы стали реже видеться. Впрочем, отношения наши не изменились, я по-прежнему оставался иногда у неё на ночь, но поутру она уже не задерживалась, а спешила на занятия. По сравнению с недавним прошлым Моника заметно повеселела, приободрилась, стала более уверенной. Я ни разу больше не привлекал её к моим делам и никогда не возвращался к теме шпионажа. Однажды, после продолжительной паузы, Монике позвонил Себастьян Л обато. В ту минуту я находился у неё дома и слышал весь разговор. Лобато был грустен и просил о встрече. Когда Моника отказала ему, он проговорил:
– Я хочу признаться.
– В чём?
– Моника, я влюблён в тебя. Я потерял сон. Ты нужна мне.
– Себастьян, не следует говорить об этом.
– Почему?
– Я люблю другого мужчину. – Она краем глаза посмотрела на меня и улыбнулась. – И вообще…
– Что вообще?
– Я не хочу, чтобы мы встречались. Он помолчал, затем спросил:
– Совсем? Никогда? Я в чём-нибудь провинился?
– Нет, ты вёл себя безупречно… Дело во мне…
– Позволь мне хотя бы звонить тебе иногда.
– Лучше не звони. Мне будет проще…
И он больше не объявлялся. Меня это радовало – то единственное, что по-настоящему омрачало мои отношения с Моникой, теперь ушло с горизонта. Лобато был тенью грязных игр, тенью моей шпионской жизни, тенью преступления, на которое согласилась пойти Моника и о котором ей хотелось забыть навсегда…
В конце осени Таня сообщила мне, что «Папирусовый дом» ждёт новых книг.
– У меня нет готовых вещей, – я чувствовал себя неловко.
– Ты обещал закончить «Коричневый снег»!