Под жарким солнцем
Шрифт:
— Как ты сработался с составом бюро райкома? — словно невзначай спросил Карасик.
Не подозревая, какую цель преследует Карасик, задавая этот вопрос, Мегудин ответил осторожно:
— Пока еще трудно сказать. Я недостаточно изучил людей. Надеюсь, что в работе выявятся качества и способности каждого из них, но уже имеются разногласия кое с кем.
— А с кем персонально? И в чем суть разногласий?
— Я заметил, что ты уже беседовал с Дублиным, и он, наверное, тебя информировал обо всем…
— Мне известно о ваших спорах. Я хочу основательно разобраться, в чем тут дело… Я знаю, что в обкоме очень надеялись на то, что ты наведешь должный порядок в районе. И вдруг… — Карасик запнулся.
Как дать понять Мегудину, что в обкоме крайне недовольны положением дел в районе, и в частности тем, что он не сумел сплотить районные партийные организации для выполнения плана хлебозаготовок.
Опережая мысли Карасика, Мегудин сказал:
— Все наши силы были направлены на то, чтобы укрепить колхозы и выполнить все народнохозяйственные планы… Для этой цели был мобилизован весь партийный актив. Послали коммунистов в колхозы, чтобы на месте оказать им помощь. А Дублин все время саботирует эти мероприятия, беспрерывно ездит в область, неизвестно к кому и зачем… Он считает, что его функция — давать директивы и требовать их выполнения. Чтобы отличиться, он выдвинул встречный план хлебосдачи, в то время как основной еще не выполнили, ибо хлеба в большинстве колхозов нет.
Мегудин говорил взволнованно, страстно, с душой, пытливо заглядывая в глаза Карасика — понимает ли тот его?
Карасик слушал внимательно, хитровато улыбаясь, потом спросил:
— А ты уверен, что в некоторых колхозах не утаивают хлеб, не стараются поменьше продать государству и побольше себе оставить?
— Возможно, — согласился Мегудин. — Но это проверить трудно, потому что я не знаю, каков в действительности был урожай в колхозах. Меня же тут не было. Но то, что некоторые председатели колхозов не хотят отдавать свои семенные фонды, заботясь о будущем урожае, — трудно их осудить за это.
— Возможно, — заметил Карасик, — но порой это только отговорка, чтобы не продавать хлеб государству.
Слова Карасика покоробили Мегудина, но он спокойно сказал:
— Знаешь что, давай поедем в район, поговоришь с председателями, с народом и сам удостоверишься, какое там положение.
— Хорошо, давай, — согласился Карасик.
Прочитав выводы обследования по материалам Дублина, Самарин вызвал Карасика и с недоверием спросил:
— Вы, значит, отвергаете обвинения против Мегудина?
— Да, отвергаю как клеветнические измышления.
— Вы в этом уверены?
— Уверен, абсолютно уверен. Я Мегудина знаю как честного человека и отменного работника, он пользовался в районе, где мы работали, непререкаемым авторитетом директора передовой МТС. Но Дублин почему-то пристрастен к нему… Вот вам пример: Дублин пишет, что Мегудин якшался с бывшим полицаем, а этот «полицай» оказался партизанским разведчиком…
— Насчет этого мы разберемся… Это не главное. Главное обвинение — срыв хлебозаготовок, а здесь действиям Мегудина вы в своих выводах не дали политической оценки.
— Я был в колхозах района, много занимался данным вопросом, беседовал с председателями колхозов, с колхозниками. Хлеба в районе действительно нет, — настаивал Карасик.
— Как — хлеба нет?! — вспылил Самарин. — Почему же они выдвинули встречный план? Они даже основного плана до сих пор не выполнили.
— Встречный план затеял Дублин…
— Не затеял, а проявил инициативу, — перебил его Самарин, — а колхозники дружно подхватили эту инициативу. Почему же Мегудин тормозит осуществление патриотического порыва масс?!
— Мне об этом неизвестно. Как я выяснил, Дублин объявил встречный план с карьеристскими целями… Он очень мало бывал в колхозах и не знает истинного положения дел.
— Как — не знает?! — раздраженно воскликнул Самарин. — Ведь он передает нам все сводки. Не может такого быть, чтобы председатель райисполкома не бывал в колхозах и не знал, что там делается.
Зазвонил телефон. Кто-то, видимо, сообщил Самарину нечто приятное. Лицо его засияло, глаза заблестели. Положив трубку, он снова стал суровым и продолжал:
— Передайте от моего имени телефонограмму Мегудину, что мы предлагаем ему в течение пяти дней закончить выполнение плана хлебозаготовок и явиться в обком.
…Снова были отправлены уполномоченные по колхозам. Заметно увеличился поток хлеба, но план так и не удалось выполнить.
На пятый день, как было указано в телефонограмме, Мегудин явился в обком.
— Ну, как у вас дела? — требовательно спросил Самарин.
— Колхозы района немного укрепились, улучшилась обработка полей, подготовлены высококачественные семена, — доложил Мегудин.
— Это все хорошо, но план, план хлебозаготовок нас в первую очередь интересует… Вы получили телефонограмму обкома?
— Получил, — подтвердил Мегудин. — Мы приняли все меры и сколько можно было сдали зерна.
— Почему «сколько можно было», а не сколько нужно было? Что за фокусы вы проделываете у себя в районе? Почему не выполнили план хлебозаготовок? До каких пор из-за вас область будет отставать?
— Все, что можно было, продали государству. Хлебных резервов в районе больше нет, — ответил Мегудин.
— Что значит нет? Куда девался хлеб?
— Повторяю: сколько можно было, сдали… Согласитесь, что оставить колхозы без семенных фондов нельзя. При таком положении мы в будущем году не сможем сдать даже столько хлеба, сколько сдали в этом году.
— Что будет в будущем году, посмотрим. Об этом есть еще время подумать. Надо выполнить план сейчас, сейчас! Вы понимаете или нет?! За создавшееся положение в районе вы ответите… Вместо того чтобы мобилизовать людей на выполнение своих обязательств перед государством, вы их демобилизуете.