Под знаком розы и креста
Шрифт:
– Мальчики, а не принесете сюда ваш ящик?
Мальчики тут же кинулись за ящиком, почуяли нечто необычное. Даже галантно помогли мне на него взобраться. Если стоять на ящике, так моя голова оказывалась выше балки, по которой бегала мышь, и можно было балку рассмотреть сверху. Но сначала я смогла учуять запах папирос. Нет, не табака или табачного дыма. Он уж давно выветрился. А тот противный запах, что бывает от потушенных папирос в пепельнице, пусть тоже уже изрядно выветрившийся. Пыль была стерта в этом месте, а еще в балке оказалась изрядная щель. Вот в эту щель и были тщательно засунуты выкуренные папиросы, числом не менее
– Василий, дайте, пожалуйста, ваш ключ.
Василий просьбу исполнил без вопросов, хотя они на пару со Степаном разве что не приплясывали от нетерпения. Я извлекла один из окурков, спрыгнула с ящика и на его уголке при помощи все той же отмычки развернула добычу. Удалось даже марку прочесть: «Ира». Кажется, очень распространенная марка недорогих готовых папирос [37] , но это можно будет уточнить. Сам окурок все еще мягкий, не закаменевший и довольно чистый, почти не покрытый в том месте, что торчало наружу, пылью. Не знаю, как долго папиросы сохраняют такой вид, но мне показалось, что недолго. Что из этого следует? А из этого следует, что был здесь взрослый, скорее всего очень высокий человек, не менее чем на голову выше меня, который много курил и которого заботил вопрос не оставить на видном месте свои окурки. Провел он здесь не один час. Потому что курить постоянно не мог. Должен был следить за дверью квартиры Пискарева. Скорее всего, там, у двери с чердака, и курил, приоткрыв ее. Дым сквозняком уносило наверх, но его это не смущало, ну, что дым кто-то почувствует.
37
Помимо готовых папирос, продавались приспособления для самостоятельной набивки папирос табаком дома.
– Э, да тут этих окурков целая куча! – прервал мои размышления Васька, забравшийся на ящик и сумевший заглянуть на балку.
– Среди вас никто не курит? – спросила я на всякий случай.
Васька замялся, но ответил:
– Здесь никто не курил. Из наших.
– Значит, был чужой и мы не зря сюда залезли.
– А что, по папироске можно узнать, кто ее курил?
– Не знаю, но думаю, что вряд ли. Тут важно уже то, что кто-то был здесь, и был долго. Он мог проникнуть в подъезд и уйти из него незамеченным. Уже какая-то польза для Михаила и довод в его защите.
– Ух ты! – восхитился Васька. – Я бы про такое не сообразил.
– Сообразили бы, Василий, если бы специально стали думать. Давайте-ка еще раз посмотрим, вдруг еще что пропустили?
Теперь в каждый угол вглядывались все трое, и Васька, знавший здесь все лучше нашего, нашел-таки то, что было нужно.
– Эвон, блестит что-то за стеклом, – показал он на слуховое окно, но не то, через которое лазали они, а на другое. Похоже, что блестел свежим срезом перекушенный щипцами гвоздь, один из двух, которые вместо защелки были вбиты в оконную раму. Такой же с противоположной стороны был на месте.
Странным было, что под этим окном не имелось никаких следов. Это к тому же заставляло меня оставаться на месте, хотя с этого места и плохо было видно. Впрочем, я готова была с уверенностью сказать, что и второй гвоздь уже не служил по назначению, что если выбраться на крышу, то его легко можно вытянуть пальцами. Я присела на корточки. С пылью тут тоже не все было ладно. Складывалось впечатление,
А с другой стороны, если окно легко открывается, то кто-то должен был в него влезть, то есть спрыгнуть. И обратно нужно было даже высокому человеку подпрыгнуть и подтянуться. То есть следы должны остаться. Но их нет!
Я попросила мальчиков несколько раз переставить ящик, так, чтобы можно было с него заглянуть на балки, нет ли где следов в пыли. Но балки оказались нетронутыми.
– Пора возвращаться, – сказала я. – Василий, окажи любезность, проводи нас на улицу, а то здесь дольше задерживаться не стоит, а в подъезде или во дворе не особо подходящее место для разговора на секретные темы.
Мы спустились в подъезд, Василий тщательно запер за собой чердачную дверь, забежал в свою квартиру, чтобы бросить ранец, и тут же выскочил обратно. Так втроем мы вышли во двор и со двора на улицу.
– Уважаемый Василий, вот ведь как дело складывается, – осторожно начала я. – В убийстве твоего соседа обвиняют хорошего и, главное, невиновного в том человека.
– Да мне Степка уж говорил.
– Знаю. Но повторяю это вот отчего. Пока единственное, что может быть истолковано в пользу его невиновности, это то, что мы сейчас нашли. Улики, которые говорят: был там на чердаке человек, много курил и прятался.
– Да уж, с чего бы ему прятаться, если он по доброму делу пришел, – согласился Василий.
– Я могла бы рассказать про это полиции, не упоминая тебя. Но тогда мне наверняка скажут, что я сама все это подстроила. Окурки там засунула и прочее. А ты, вернее вы со Степаном, у нас незаинтересованные свидетели получаетесь. Про вас такого не смогут сказать, что специально подстроили.
– Так я же вроде тоже за Михаила? – неуверенно возразил Степан.
– Верно, ты тоже на его стороне, – я не стала спорить и вдаваться в юридические тонкости, которые и сама едва понимала. – И тебя тоже могут обвинить в предвзятости. Вся надежда на Василия, так вот получается.
– Это, я не понял, – Василий в раздумьях почесал кончик носа. – Мне что, в полиции все, что видел, нужно рассказать? Так расскажу, чего тут страшного, что вы меня уговариваете.
– Сами подумайте, есть тут чего страшного или нет.
– Елки-палки! Они ж родителям все скажут! И пацаны обидятся, что нам теперь на чердаке не поиграть. Ну да им-то я все объясню, а вот дома! Ого-го чего дома может быть. Отец куда ни шло, батя у меня человек справедливый.
– А чего он забоялся свидетелем стать? – не к месту спросил молчаливый сегодня Степан.
– Так чего лезть в свидетели, если ничего не знаешь? И так раз десять уже приходили выспрашивать про все подряд. А так-то он ничего, поймет. Но все равно мне от него достанется. А вот маменька!
– А она что ж, несправедливая? – опять не по делу влез Степан.
– Степан, – пришлось вмешаться мне, – маменька у Василия справедливая. Просто она как женщина очень сильно испугается за сына, хотя пугаться и нечего.
– Это верно, – сразу согласился Степан. – Моя тоже переполох устроит.