Под знаком Вовки
Шрифт:
А Виктор поднялся с дивана, вздохнул, потер лицо, оделся и тихо вышел из квартиры. Невыносимо просто захотелось уйти отсюда…
И, наверное, он не имел права осуждать ее, каждый ищет в жизни свое и не все – спокойную тихую гавань. Он же хотел только так… чтобы надежно, уютно и стабильно, чтобы в любви, понимании и заботе. Готов был лично замазывать все дыры в отношениях. Держался бы и за Ларису, как полоумный, до последнего... Потому и замазывал, что чуял ответственность перед ней за свой выбор. А женщина, считал, должна защищать тылы, а не переть в авангарде.
И видел
Поежившись, он присел на лавочку в сквере через дорогу от дома. Погода быстро катилась к заморозкам и холодный, но уже без сырой промозглости вечер напомнил ему тот день, когда он искал Сашу.
Чем действительно зацепила его Лариса, так это словами, что он не боролся за Сашу и не добивался ее. Так и есть, хотя он и сейчас не представлял себе, что можно было сделать? Как лезть со своим к женщине, только-только потерявшей мужа? Похорони она его и то бы легче, а так… Она же надеется. И ждет. Даже если не умом. И любой бы так на ее месте… или нет, но он – точно.
Может и придумал бы что-нибудь…
Но сначала его подвело сердце, а страх смерти штука такая… сильная штука. Что-то там было о страхе, как составляющей сердечного приступа. Так оно и есть – волосы дыбом, буквально. И будто… штопором все внутри и это не контролируется. Сильно жить хотелось, на фоне рисков даже Саша отошла на второй план.
Тогда хотелось и сейчас тоже, хоть и получается у него как-то не так - жить.
Да… но когда выписался, он опять ничего не сделал. Наоборот – драпанул по парку. Боялся обидеть или что вежливо пошлет? И послала бы, обязательно. Но можно же было умнее? Не лезть с признаниями, а просто помогать, просто заботиться и просто навещать иногда, не надоедая. Женщины тоньше чувствуют все, что касается отношений, та же Лара вон… И Саша тоже все поняла бы и увидела. Подумала бы спокойно, решила для себя… У него мог быть шанс!
Но он не сделал. Хотя еще тогда видел и подъезд вонючий, и нищету их гребанную, но винил в этом Илью. А сам?! Посильный сбор средств организовал, накинув десятку сверху от щедрот своих?
Да епт… терзал опять Тур свою шевелюру, чувствуя, как на глазах закипают бессильные слезы.
Тот, самый первый его прокол на даче, а потом и то, как неуклюже сообщил о гибели Ильи… оно забылось бы и ушло со временем, покажи он себя настоящим мужиком – заботливым, внимательным и надежным. А Сашка нуждалась в этом, обязательно нуждалась - привыкла жить с мужчиной… за мужчиной.
И в чем там было дело, какого лешего они ютились в клоповнике? Есть же объяснения? Есть и наверняка, но он не удосужился… просто обосрал Иллюху перед Артемом – слабак мол, а сам? Бросил девочку в горе и с младенцем на руках на выживание… на сороковник блядь! Как же - до хрена так-то, особенно когда хата съемная. Когда и триста, оказывается, уже не деньги.
Откупался. От совести… Тупо трусил.
Лара права, как же она права! Не только тяги к большему в нем нет – ни хрена в нем нет. Только то, что удобно на этот момент. Ну и что... достоин он такой Сашки? Да никуда он ей не упал! Особенно сейчас.
Начав
Свет в их спальне уже погас и нужно было помочь Ларисе спустить чемоданы, а то и отвезти куда скажет. Съехали там ее квартиранты или нет еще? А лучше бы уже утром… куда она на ночь глядя? Тоже ведь понервничала – вспомнил Виктор, как рука Ларисы нервно терзала салфетку…
*** Девочки, буду выкладывать вот так - блоками. А то вы совсем забудете о чем речь шла. постараюсь не затягивать. И сокращенную версию делать тоже передумала. Приятного чтения.
Глава 14
Весь день, данный мне на устройство и адаптацию, я отсыпалась. И вместе со мной отсыпался Вовка.
Наверное, и после родов остается какая-то мистическая связь между мамой и ребенком, установившаяся еще там – внутри. Он будто понимал, что мама вырубается, что у мамы - финиш и его нужно отметить вот так.
Я кормила его, сажала в манежик и лёжа смотрела, как он перекладывает туда-сюда игрушки. Постепенно веки тяжелели, сознание угасало… Но потом ожидаемо срабатывал внутренний сторожок, и я заполошно дергалась, распахивая глаза. Но Вовка уже спокойно спал, широко раскинув ручки – в своей любимой позе.
И так целый день с перерывами на туалет и перекус.
Я перебивалась хлебом с маслом, пила воду и ползала по квартире сонной мухой, в который раз поражаясь ее несуразности. Что нравилось безусловно, так это широченные подоконники и гардеробная. Она была чем-то инородным для этого места, будто кусочек другой… я затруднялась с определением. Жизни, реальности? Богатой и устроенной без ограничений в том, что касалось денег. Ну и коридор еще – он был длинным. От входной двери до санузла метров так восемь. Будет где носиться Вовке, только нужно сообразить хоть какое-то напольное покрытие, ну или чешки на замше, чтобы не скользил…
Я даже не сомневалась, что Илье бы тоже здесь понравилось… здесь же работы непочатый край! А он любил и многое умел делать сам. И хороший набор инструментов у нас был… и есть. Его я оставила для Вовки – на память. Все остальное и большую часть своих вещей попросила унести пару человек, постоянно крутившихся у местного храма. Побирушки это или честные помощники, я не знала, но люди же? У нас в деревне одежду донашивали до последнего, а я отдала вполне еще приличные вещи, чистые и целые. Кому-то эта одежда поможет согреться, кому-то более выгодно подать себя. Тут уже были варианты… но хотелось думать о хорошем.
Я смирилась наконец. Только здесь, съехав с той квартиры, полностью и смирилась. Свыклась с мыслью, что теперь будет только так и не иначе. Если Илью найдут, буду ходить на его могилу, отведу Вовку как подрастет. И будет у нас с ним свое святое место.
Грузиться сейчас любыми мыслями – приятными или больными, было трудно и лениво, и мы опять засыпали. И ночью тоже спали.
Утром сработал будильник. И почти сразу позвонили в дверь. Какие-то секунды я рассматривала в глазок девушку за дверью – привычка. Показав пять, она коротко доложила: