Под знаменем быка
Шрифт:
Тем временем монну Фульвию отвели во дворец, предоставив в ее распоряжение длинный, с низким потолком, довольно-таки мрачный знал, ибо городок Читта делла Пьеве был небольшой, а потому его дворцы не блистали такой роскошью, как во Флоренции, Урбино или Милане.
Один часовой встал у двери, второй шагал под окнами, но в самом зале никто не ограничивал ее свободу. Естественно, пустили туда и Марио, чтобы, получив соответствующие инструкции, он мог отправиться за Маттео Орсини.
Оставшись наедине со своей хозяйкой, хрупкой девчушкой, которую он знал с колыбели, старый
— Мадонна моя! Мадонна! — рыдая, он протянул к ней руки, чтобы принять ее в свои объятия и хоть как-то утешить.
— Я вас предупреждал. Говорил, что вы взвалили на себя непосильную ношу, умолял вас поручить все мне. Что для меня жизнь? Я — старик. Смерть моя близка, а потому несколько дней не имели никакого значения. Но вы… О Господи!
— Успокойся, Марио! — мягко ответила она. — Успокойся.
— Успокоиться? — воскликнул он. — Какой уж тут покой, если вам суждено выбирать между предательством и смертью. Боже, и какой смертью! Будь у меня с собой арбалет, я бы пронзил стрелой сердце этого злодея, когда он вершил вашу судьбу. Негодяй, чудовище!
— Негодяй, но такой красивый! — она понизила голос. — Марио, — стрельнула глазками в сторону двери и увлекла слугу подальше от нее.
Заинтригованный, Марио подчинился. И далее она заговорила шепотом.
— Выход у нас все-таки есть. Письмо ты с собой не повезешь, ибо тебе оно не понадобится. Слушай внимательно.
Когда же монна Фульвия закончила, старый слуга уставился на нее с отпавшей челюстью. Не сразу пришел он в себя от изумления, затем закрыл рот и тут же принялся отговаривать Фульвию от намеченного плана, ибо полагал, что ни к чему хорошему он не приведет.
Но Фульфия стояла на своем, а когда поток красноречия Марио иссяк, твердо заявила, что решение принято, ибо она уверена в успехе, несмотря на то, что авантюра с письмом не удалась. И прежде чем отослать Марио, вновь повторила все инструкции, дабы тот ничего не перепутал.
— А мой господин? Что я скажу моему господину? — ухватился слуга за последнюю соломинку.
— Как можно меньше. И главное, ничего из того, что может его взволновать.
— Значит, мне придется лгать?
— Да, если в этом возникнет необходимость, для его же блага.
Наконец Марио отбыл, и остаток дня мадонна Фульвия провела в полном одиночестве, если не считать прихода двух пажей герцога, принесших еду и вино в золотых сосудах.
Она выпила немного вина, но от еды отказалась, хотя ничего не ела с самого утра. От волнения кусок не лез в горло.
Время она коротала, сидя у окна, и под вечер увидела герцога, вернувшегося со своей свитой. А когда сгустились сумерки, те же пажи от имени герцога пригласили ее на ужин. Монна Фульвия отказалась, но пажи проявили настойчивость.
— Таково желание его светлости, — уведомил ее один из пажей, и по тону ясно чувствовалось, что желания Чезаре Борджа не подлежат обсуждению, а выполняются.
Мадонна Фульвия уже поняла, что дальнейшие отговорки не помогут. Кроме того, ее присутствие за столом герцога могло помочь осуществлению задуманного плана, а потому она поднялась и со вздохом последовала за пажами. В коридоре ее ожидали еще два пажа, с факелами в руках. Они пошли первыми, освещая дорогу. Вторая пара пажей замыкала маленькую процессию. В таком порядке они и прибыли в зал приемов, заполненный разодетыми дамами и кавалерами. И мадонне Фульвии в простеньком дорожном платье сразу стало не по себе среди окружившего ее великолепия.
Сам герцог, высокий, стройный, в костюме из темно-желтого шелка, расшитом серебром, подошел к лестнице и почтительно, словно принцессе, поклонился ей. Взял ее за руку и повел сквозь толпу к дверям в соседний зал с длинными столами, накрытыми к ужину, стоявшими на небольшом возвышении, образуя букву "П".
Герцог усадил ее посередине короткого стола, того, что стоял под прямым углом к двум остальным, сел радом, затем расселись и остальные. Создавалось впечатление, что все только и ожидали ее появления, чтобы приступить к ужину. Герцог не упустил случая лишний раз поиздеваться над ней, и у мадонны Фульвии от обиды защемило сердце. Но внешне она ничем не проявила своих чувств. С побледневшим лицом сидела она между герцогом и толстопузым Капелло, послом Венецианской Республики, храбро выдерживая любопытные взгляды придворных.
Зал, в котором подали ужин, обычно пустой и безликий, как сарай, под умелыми руками слуг Борджа полностью преобразился и теперь не уступал роскошью самому Ватикану. Со стен свисали дорогие гобелены, каменный пол устилали византийские ковры, столы покрывали расшитые скатерти, на них стояла золотая и серебряная посуда, сверкали хрустальные чаши. В золотых же подсвечниках горели свечи, воск которых был щедро сдобрен восточными благовониями. Добавьте к этому шелковые и бархатные камзолы мужчин, золотую и серебряную парчу, усыпанные бриллиантами сеточки на волосах, отлично вышколенных, в великолепных ливреях слуг, снующих пажей, и вы поймете, что испытывала мадонна Фульвия, привыкшая к уединению Пьевано.
На галерее над дверью музыканты настраивали лютни, теорбы, виолы.
— Я надеюсь, мадонна, — наклонился к ней герцог, — что мы собрались не на свадебный пир.
Мадонна Фульвия посмотрела на него, и по ее телу пробежала дрожь.
— У меня разорвется сердце, — продолжал Борджа тем же чарующим, обволакивающим голосом, — если такую красавицу придется отдать в объятья смерти. А потому я молю Бога, чтобы Маттео Орсини не заставил себя ждать,
— А другой причины у вас нет? — резко ответила она, возмущенная столь откровенным лицемерием.
Герцог обаятельно улыбнулся.
— Признаюсь, что есть, но я всего лишь человек, а потому обожаю красоту, так что причина, которую я вам назвал, куда существеннее для меня. Я молюсь о приходе Маттео Орсини ради вашего спасения.
— Он придет. Можете не сомневаться, — заверила его мадонна Фульвия.
— Должен прийти, если полагает себя мужчиной, — согласился герцог и перевел разговор на более прозаическую тему. — Вы ни к чему не притронулись, — укорил он мадонну Фульвию.