Подари мне белые сны
Шрифт:
Произошло это знаменательное событие в пору ее бесславного тридцатилетия, когда уже который год подряд натирала она вонючей мастикой полы в комнатах отделения некой замухрышной канцелярской конторы, работники которой так погрязли в своих бумагах, что поди и забыли уже, в чем состоит суть их работы и отделением какого учреждения они являются. Примечательным в конторе было только ее расположение — она размешалась в левом крыле роскошного старинного особняка. Вообще-то здание это было даже слишком шикарным для конторы — просторное, двухэтажное, но конторе там отводилось только три комнаты на первом этаже, а все остальное пространство занимал райком партии, не жалевший средств на свое благоустройство. Как контора умудрялась до сих пор занимать свой угол в этом великолепии, уму непостижимо. Но вскоре этому должен был настать конец — райком твердо вознамерился вытеснить неудобных соседей в другое здание и завладеть особняком безраздельно.
Событие, изменившее вялое течении жизни Марты, было связано с назначением нового секретаря райкома, о котором она узнала от водителя райкома Фимы.
О том, что контора доживает в здании свои последние деньки, знали все постоянные обитатели особняка. К постоянным обитателям, по негласному договору, относили себя Марта, работающая на контору, уборщица райкома Наташа, водитель Фима и повариха Тома. Они бессменно работали в этом здании уже не первый год и словно приросли к нему. Райком менял секретарей и их заместителей, молодых и не очень подчиненных, прыгающих с теплых мест на еще более теплые, а постоянные обитатели оставались на своих местах, словно живые домовые. Несмотря на принадлежность к разным организациям, Марта и персонал фирмы дружили между собой, часто общались и обменивались новостями. Единственный сбой в этом статичном составе случился как раз перед приездом нового секретаря райкома, вернее, это была дама, приезда которой ожидали с еще большим трепетом, чем если бы это был мужчина. Всем известно, что за дамы получают подобные назначения — либо мужик в юбке, либо красивая стерва. И в том и в другом случае такая спустит три шкуры с каждого, кто попадется ей в руки.
Уборщица Наташа неожиданно получила повышение — бывший секретарь райкома, перешедший работать еще выше, забрал ее с собой в качестве секретарши. Наташе дружно перемыли косточки, позавидовали, напредсказывали как падение, так и последующие высоты, но главное было все же не это. Чтобы там ни было, главным оставалось одно — появилась вакансия. И кто бы спорил, что работать в райкоме куда более перспективно, чем в конторе, которую вот-вот выселят из особняка.
— Эх, твое это место, Марта, твое! — шептала ей в углу коридора Тома, прижав к стеночке своими необъятными формами. — Ваших-то отсюда скоро вытурят, сама понимаешь, и кто знает, вдруг их объединят с кем-нибудь, и останешься ты без работы. Надобно тебе постараться сюда пробиться.
— Так… это… как я пробьюсь-то? Они что, меня спросят, когда брать замену будут?
— А ты с Фимой, с Фимой нашим поговори, он у нас все знает, все ходы-выходы. И начальницу новую кто будет возить? То-то, — многозначительно покачала головой Тома. — Он вхож к ней будет, понимаешь? Вот и подмажься к нему, уломай помочь тебе. Понимаешь?
Марта мучительно переваривала информацию, силясь придумать, как можно попасть на заветное место. В свои тридцать лет Марта выглядела не так уж плохо. Притом что постоянная усталость от жизни и неизменный вопрос в голове, как прокормить себя и старенькую бабушку в придачу, сказались на ее лице ранними морщинками вокруг глаз и опущенными уголками губ, общий вид скромной пигалицы делал ее похожей на вечно испуганную девчонку, скрадывая возраст. Был у нее когда-то горячо любимый мужчина, которому любовь, однако, не помешала исчезнуть из ее жизни через два года совместной жизни — как только выяснилось, что прописывать она его к себе без регистрации брака не будет. Исчез он бесследно, уехал на заработки, да так и пропал. Злые языки поговаривали, что заработки эти находились в соседнем районе на квартире немолодой крашеной блондинки, заведующей гастрономом в самом центре города, но Марте разбираться, где правда, было недосуг. Работать надо было, а не на мужиков надеяться.
Фиму она подловила на обеденном перерыве. Хитроглазый шофер, принадлежавший к категории всегда-выходящих-сухими-из-воды, считался главным среди постоянных обитателей. С ним советовались, его слушались, к нему несли все сплетни и от него же получали новости сверху.
— И как, ты думаешь, я смогу тебя туда устроить? — спокойно спросил он Марту в ответ на ее несмелую просьбу.
Она покраснела, нервно затеребила клеенку на обеденном столе. Подлила Фиме горячего чаю, пододвинула сахарницу с отколупанной эмалью на крышке.
— Я тут… я тут подумала…
— Ну?
Фима напыжился от осознания собственной важности в возникшем вопросе, животик его вздымался под рубашкой, приподнимая сложенные на нем пухлые руки. Он погладил привычным движением золотистые усы, откашлялся.
— Что придумала, давай выкладывай.
— Фима, миленький, ты же знаешь, как мне эта работа нужна, ты же знаешь, что наших выселяют, я могу без работы оказаться, и податься некуда, да еще бабушка, и помочь больше некому.
Она тараторила, выливая ушат своих проблем на голову снисходительного Фимы, не осмеливаясь выложить самое главное.
— Да знаю я, знаю, Марта, ну что ты, — он похлопал ее по плечу, предотвращая слезы, уже звучавшие в голосе, — успокойся, рад я тебе помочь, только вот не знаю как.
— А я придумала кое-что, ты только… только выслушай меня и не смейся, хорошо?
Заручившись одобрительным кивком, она продолжала, понизив голос. Хотя кухня для обслуживающего персонала находилась далеко от тех комнат, где располагались другие работники, все же надо было быть поосторожней.
— Новая начальница приедет, так? А мы ей как-нибудь бумагу подсунем, где будет сказано, что я, такая-то, работаю в этом здании десять лет, рекомендована на вакансию уборщицы. Иначе она обо мне никогда не узнает даже.
— И что ты думаешь? Она прямо так сразу и возьмет тебя? Вот увидит эту писанину и побежит тебя оформлять?
— Нет, — покраснела Марта, — ну если ей эту бумагу на видное место на стол положить, да еще и ты рядом будешь, она, может, тебя спросит об этом, ты и порекомендуешь, скажешь, мол, хорошая работница, берите, не пожалеете. Фима, ну что тебе стоит-то, а? Всего делов-то — подсунуть бумажку на стол да словечко замолвить?
— Да ты что? Подставить меня решила? Сама работу теряешь и меня хочешь без места оставить?
— Фима, миленький, ну пожалуйста ну, помоги, ты ведь можешь, никто, кроме тебя, не сможет.
Марта умоляла. Она пододвинулась к нему поближе, стыдливо приглаживая коричневую «в рубчик» юбку на коленях. Фима исподволь оглядел ее, положил невзначай руку на оголившееся колено, но продолжал сопротивляться:
— Да я бы рад, Марта, но я так рисковать не могу, да и зачем мне?
— А знаешь, Фим, а я дома капустки насолила, — выпалила она, — целое ведро. Соседи заказывают, знают, что я мастерица.
Фима молчал.
— Может, зайдешь сегодня, попробуешь?
— И водочка есть?
— Купим по дороге, отчего же нет, — радостно согласилась она.
— Ну, может, и зайду.
Марта продвигалась по малюсенькой квартире впереди Фимы, наспех рассовывая по углам разбросанные вещи, обувь. Быстренько протерла стол на кухне, собрала на него все, что было в холодильнике да по шкафам. Было там немного, но много и не требовалось. Бабушку выпроводили к соседке чай пить. Все пошло своим чередом. Водочка в чайных кружках, капуста, разогретая картошка…