Подари мне себя до боли
Шрифт:
Анна рассмеялась, демонстрируя идеальные зубы. А Соня смутилась. Феноменальная женщина будто мысли ее прочитала. Хотя, у Сони они и так, вероятно, по лбу бегущей строкой бежали. Однако, вспыхнула она не поэтому. А в очередной раз поразившись образу мыслей Анны и то, с какой лёгкостью и непринуждённостью она произносила то, о чем другие бы промолчали. В самолёте Макс рассказал Соне один случай из детства: как-то, примерно в одиннадцать лет на заправке мама дала ему два бакса, чтобы Макс купил себе что-нибудь. Он купил пачку чипсов за доллар пятьдесят, а сдачи ему дали как с двадцатки. Показал маме, хотел пойти вернуть кассиру, а она ему сказала
— Я никогда не была ему настоящей матерью… — перестав смеряться, мягко проговорила Анна и посмотрела на сына сквозь темные стёкла очков. — Я была ему старший сестрой, скорее. Причём, безалаберной. И Андрей, каждый раз приезжая домой из рабочей поездки, хватался за голову — настолько несерьёзным Макс рос рядом со мной. Но он попал в спорт. Его заметили. И там ему мозги хорошенько вправили.
— По-моему даже чересчур, — тихо буркнула Соня под нос. Но Анна услышала и опять засмеялась.
— Дорогая, ты мне нравишься! — Анна протянула Соне бокал с освежающим коктейлем и задела его край своим.
— А как его в искусство занесло? — спросила Соня.
— На сто восемьдесят, да! — восхитилась миссис Моронски, поправляя широкие полы шикарной чёрной шляпы на седовласой голове. — Натура такая! Весь в меня! — И опять засмеялась. — Сказал, что не видит себя в профессиональном спорте. На самом деле, — она наклонилась к Соне поближе и снизила голос, — он просто осознал свою привлекательность и начал ею пользоваться. Я сначала переживала, что его может затянуть в какой-нибудь эскорт для старых американских кошёлок, но он вовремя вырулил.
Она подмигнула Соне и тонкими пальцами унизанными дорогими кольцами сняла солнечные очки, откинулась на спинку и замолчала.
Соне стало интересно, это врожденные качества или приобретенные и можно ли этому научиться?
— А сколько вы женаты с папой Макса? — несмело проговорила она, и добавила: — И как вам удалось сохранить не просто отношения, но и чувства?
В том, что на седьмом десятке жизни и после стольких лет брака эти двое умудрились сохранить огонь любви не приходилось сомневаться, это было видно…
Анна усмехнулась.
— Тридцать пять лет вместе. Я бы могла книгу написать про успешный брак, но она бы состояла всего из одной фразы: «я не знаю»! Люди вокруг нас, Соня, менялись. Приходили, уходили, исчезали. Многие даже не запомнились. И только мы, по какой-то необъяснимой причине, вопреки закону природы остаемся вместе. Хотя, бывало, что балансировали на грани. А чувства… Вот тут скрыта логическая ошибка всех, кто считает, что чувства могут умереть. В живом организме химические реакции происходят непрерывно. Любовь — это та же химическая реакция. Если изначально для химии есть подходящие элементы и среда — будет и реакция. Отношения же — это серьёзная работа. И на девяносто девять процентов она женская! А когда твой «шеф» — Моронский, готовься гореть на ней круглосуточно.
Вот это последнее замечание было в точку. И она не могла не спросить:
— Вы счастливы?
— Я? Каждый день! — без тени сомнения ответила Моронская.
— Ну… — Соня смутилась, соображая, не будет ли слишком самонадеянно
— Совет… — Анна сделалась серьезной. — Я не уверена, что имею право давать советы. Это как раз тот случай когда жизнь с таким мужчиной, как Моронский одновременно и привлекательна и, что называется «не позавидуешь». Но, поскольку деваться тебе все равно некуда… Как жена Моронского, я бы пожелала тебе терпения. Как мать Моронского — смирения. Будь послушной, девочка, не спорь, он счастлив только, когда обладает. Но, как женщина я бы сказала: никогда не отдавай себя полностью, не растворяйся. Пусть у него всегда будет ощущение, что ты можешь упорхнуть в любой момент. Всегда рядом, но чуть в стороне. Покорность, приправленная легкой недоступностью — десерт для его демона. Усыпляй его бдительность сладким каждый день. Но смотри, не переборщи, а то врата ада слипнутся!
И Анна снова звонко засмеялась, отчего оба Моронских отвлеклись от игры в гольф и повернули в их сторону головы.
— Танкер терпения, немного любви и травки… — задумчиво проговорила мама Макса и помахала ручкой своим мужчинам, потом повернулась к Соне: — Предложение же не делал? — почти шёпотом спросила она, но так, будто знала ответ и просто хотела лишний раз убедиться в своей проницательности.
— Нет..
— И не сделает! — весело отмахнулась идеальным маникюром Анна и снова откинулась в шезлонге.
Соня потупилась и ощутила неприятный укол в груди. Ну, спасибо! Всегда мечтала услышать это от мамы своего парня! Прям в десяточку. Помнится, Клара Абрамовна тоже на что-то подобное намекала в первый же день их знакомства…
Анна заметила похмурневшее лицо Сони и затараторила:
— О, дорогая! Ты не так меня поняла. Ему нет необходимости делать тебе предложение, поскольку ему не нужно твоё согласие. Он уже все решил…
Анна поднялась с шезлонга. Повернулась всем корпусом к млеющей в тени зонтика Соне и, поправляя на бёдрах парео, задала неожиданный вопрос:
— Твой паспорт у него?
— Д… да, — запнулась Соня и вспомнила, что за неделю до отъезда он забрал все ее документы, якобы, чтобы решить вопросы с визой. И больше она их не видела. А дальше — зефир в голове. Все так стремительно развивалось. Самолёт. Первый класс. Шампанское на борту. Ее рука в его ладони, его пальцы в волосах. Жар его тела рядом, запах табака и мяты. И то, как в последние две недели странные, задумчивые взгляды сменялись пылким желанием в его глазах… И сама Соня чувствовала себя странно. Непривычно. Больше не нужно было никуда бежать, боязнь быть использованной и выброшенной больше не трепала душу. Какой паспорт? Она забыла, как ее зовут!
— Попроси у него при случае свой паспорт, — она подмигнула, подхватила со столика пустые бокалы из-под коктейлей и танцующей походкой направилась к дому. — Ну и жара…
Никакого особого плана в голове не было. Но розовый зефир, поразивший некоторые участки серого вещества, начал подтаивать. Она плохо представляла себе, что собирается делать, но фраза Анны про паспорт засела в мозгу занозой. Соня попыталась вспомнить, когда в последний раз Макс называл ее по фамилии. И не смогла. Уже не смутные, а вполне конкретные подозрения во всю хозяйничали в трезвеющем сознании. Да нет, не может быть этого! Просто не может быть! Он, конечно, тот ещё тип, но не настолько же!