Подари мне себя до боли
Шрифт:
— Слушайте, за антураж, конечно, респект! Похищение, связанные руки, мешки… Каха, ты турецких сериалов пересмотрел что ли? На домработницу бы мою большое впечатление произвели!
Обойдя Макса сзади, лысый задрал ногу и сильно пнул башмаком в сгиб коленного сустава. Макс рухнул коленями в пол. Но даже не моргнул, только челюсти сжал.
— Присаживайся, слушай, что тебе говорят вежливые люди! — прогавкал шакал.
Едкая пелена застилала Соне глаза, собиралась за веками и в носу и очень неэстетично выливалась наружу. Немые рыдания перешли в мучительную
Соня взвыла, затряслась, глядя, как он сложился пополам и заваливается набок. Боль в животе усилилась и она согнулась точно так же.
— Кепочку уронил, дрогой? — прокукарекал нависший над ним Камиль. Обошёл лежащего на полу Макса, сел на корточки и снял с его запястья часы.
Макс зашевелился. Подтянул колени к груди, перекатился на них и начал подниматься.
— Ничего, — сдавлено выговорил он вставая на ноги, — она дешёвая, примерно, как твой унитаз во рту. Теперь вот Ролексы толкнёшь — нормальные вставишь!
Лысый опять оскалился и уже занёс руку, чтобы ударить Макса, но Каха пролаял что-то отрывисто по-турецки.
Камиль послушался. Опустил руку. И… плюнул Максу в лицо. Мразь!
Моронский даже не дрогнул. Но взгляд! Соня уже видела однажды у него такие глаза. Он его убьёт! Точно. Убьёт! С того света достанет. И убьёт!
Веки отекли, глаза почти не справлялись со своей функцией. Соня отчаянно вглядывалась в лицо Макса, ловя каждое его движение, каждый взмах ресниц. Но он так ни разу и не посмотрел на неё. Он, наверное, ненавидит ее…
— Вот, в гости тебя решил позвать, Мор, — невозмутимо проговорил Каха, выпуская дым. — День рождения у меня.
Он протянул руку к пепельнице, небрежно стряхнул пепел.
— Девочку твою взяли напрокат. Говорят, хорошая девочка. Слишком часто тебя с ней видеть стали. А ты с плохими так долго не кувыркаешься. Камиль имеет огромное желание прокатиться. Да, брат?
Тот не ответил. Только втянул воздух зубами и скосил глаза на Соню.
Макс его убьёт… Точно убьёт.
Лысый заржал, подошёл к Соне и схватил граблей больно волосы на макушке. Поднял, развернул и перебросил животом через подлокотник дивана.
Соня не пикнула, только плотнее сжала зубы и ноги и уже не сопротивлялась. А что толку?
Камиль смачно харкнул себе на ладони, растер, так, будто он дрова рубить собирается, и ухватил этими грязными руками Соню за пояс джинсов.
— Смотри, сейчас драть буду твою суку! — дёрнул ткань на себя. Что-то треснуло, но штаны не поддались. Плотно сидели, оказавшись неожиданно сильнее «дрателя». Тогда грязные противные лапы заползли наверх под толстовку. Холодные, влажные пальцы коснулись кожи и Соню передернуло, она едва не подавилась отвращением…
— Каха, давай заканчивай глодать кости моего уважения! — раздался позади ледяной голос и она была даже рада, что не видит сейчас Макса. — К тому же, мы оба
— А то что? — усмехнулся мужчина.
— Ну, ты же меня позвал не брату твоему помочь? Я так понимаю, у тебя серьёзный разговор ко мне? Так и я подготовился. Пока ты сериальчиками балуешься, технический прогресс ОПК дошёл и до нашей державы. И снаружи до зубов вооруженные ребятушки заняли позиции.
Камиль перестал лапать Соню.
— Гвардия не моя. — Продолжал Макс. — Поверь мне, ребята не заинтересованы ни в ком из нас, у них определенные инструкции — живыми отсюда никого не выпускать. Так что поляжем всей честнОй компанией. Если до полуночи я не дам отмашку. Кучерявый, время не подскажешь?
Каха шевельнулся, напрягся. Что-то быстро сказал Камилю и мотнул головой. Лысый отпустил Соню и отошёл. Видимо, к окну.
— Вот не советую! — Улучив момент, проговорил спокойным и убедительным голосом Макс. — Да ты так и не увидишь ничего. Там профессионалы, а не шпана из массовки. Но если не веришь, можешь выйти наружу, убедиться. Пацаны твои все, кто на улице, уже давно в автозаках, те, что посообразительнее.
Хозяин дома сделал знак своему человеку у двери. Зашипела рация, бугай, видимо тот, который таскал Соню, как собачонку, сказал что-то неразборчиво в устройство, но ответа не дождался. Тишина.
— Гит гёш! — приказал он бугаю и тот исчез за дверью.
— Так что освободи мне руки и дай мне телефон. — Продолжил Макс. — Пока твой день рождения не стал последним днём жизни. Для всех нас.
Соня не могла видеть, что происходит, она все так же лежала животом на подлокотнике дивана, раздавленная и униженная, не решаясь пошевелиться. Но услышала шорох позади. Затем гудки телефонного вызова и всего одно слово, сказанное Максом: «Зелёный».
— Теперь говори, Каха, зачем позвал? У тебя есть пять минут.
— Ты, шакал, условия здесь не ты ставишь, — рявкнул Камиль, отходя от окна.
— Правда, Мор, — поддержал брата Каха, — не усложняй.
На минуту повисла пауза. Затем мужчина поднялся с дивана и в вразвалочку подошёл к письменному столу. Достал из выдвижного ящика тонкую стопку бумаг и шлёпнул ее на стол.
— Мне нужен обратно мой клуб, — проговорил спокойно Каха, — и твой бордель в качестве моральной компенсации.
— Ну и аппетиты у тебя, дорогой! Зачем тебе столько? Не боишься осложнений? Холестерин, тромб оторвётся и крышка? — Соня четко представила себе ухмылку Моронского.
— Это договоры о безвозмездной передачи имущества, — проигнорировал угрозу мужчина, — юристы мои всё оформили, тебе нужно только подписать. Подпишешь и можешь забирать свою соску.
Снова воцарилась тишина.
— Я подпишу, — сказал Макс после паузы, — но сначала давай девочку отпустим.
— Прекращай, Мор! Девчонка здесь останется. Подписывай или Кама с пацанами ее по кругу пустят. Не волнуйся, отдадим потом тебе твою шкуру, сможешь пользоваться и дальше.