Подари мне себя до боли
Шрифт:
***
Она до последней ступеньки крыльца надеялась, что это рассудок у неё помутился, а не сам Моронский приехал в такую глухомань. Потому, что это был тот редкий случай, когда Соня предпочла бы собственное безумие, нежели больного на всю голову перверта, наступающего на пятки.
— Корнеева, сделай что-нибудь! Я не хочу… — Соня тормозила по дорожке подошвами шлёпок, выскальзывая из них. Думала, что подруга догадается схватить Соню за руку и начнёт тянуть ее в обратную сторону. Так, глядишь, вдвоём его и одолели
Но нет. Нелли стояла, как истукан, втянув шею в плечи и задрав голову, и, как заворожённая, смотрела на Моронского.
— Извини, Соня, он слишком красивый. Я не могу… — наконец, пролепетала она.
Идиотка!
Моронский ещё раз дернул Соню на себя и она сдалась, перестала упираться.
Мгновенно, почувствовав, что сопротивления ему больше не оказывают, Макс ослабил хватку.
— Я не хочу с тобой никуда ехать! — сообщила на всякий случай она Моронскому, вдруг, он ещё не понял…
— Сядь в машину. Поговорить надо! — он совсем отпустил ее, больше не тянул никуда, а встал перед ней, скрестив руки на груди и ждал. Взглядом впился в ее декольте.
— Поговорить можно и здесь, — робко заметила Соня, пытаясь стянуть на груди края выреза платья.
— Не заставляй меня усаживать тебя в машину силой. Сядь по-хорошему сама!
Соня выглянула за калитку. Моронский приехал сам, без водителя, но с кортежем из двух машин: Лексуса и ещё какой-то чёрной поменьше. В каждой по амбалу за рулём. Зачем? Бабушку Нелькину впечатлить?
— Поговорим. Просто поговорим. — твёрдо сказал Макс, открывая перед Соней дверь с пассажирской стороны.
Она неуверенно подошла к Гелендвагену.
А, извините, к Брабусу!
Потоптавшись ещё пару секунд, все-таки, шагнула на подножку, забираясь внутрь. Услышала, как Моронский тихо выругался, закрывая за ней дверь.
Соня вдохнула аромат салона и у неё пошла кругом голова. Кожа, мята, табак и его парфюм с нотками перца. Сердце опять понеслось галопом. Ну почему, почему даже его запах ее парализует? Не говоря уже о взгляде, которым он ее смерил, едва сев за руль. Потом втопил кнопку зажигания и ударил по газам, выбив из-под колёс облака деревенской дорожной пыли.
За окном пронеслись мимо крыши домов, затем хоз. постройки, а потом и указатель с перечёркнутым «д. Калачи». Моронский, не сбавляя скорости, свернул куда-то на проселочную дорогу, рассекая пыль колёсами, повёл машину вдоль поля. Наконец, остановился в тени лесополосы и заглушил двигатель. Он не смотрел на Соню. Он смотрел перед собой куда-то, крепко вцепившись в руль и на скулах его ходили желваки. Потом повернул голову на Соню. Долго и тяжело облапывал взглядом ее голые ноги, отчего она машинально попыталась расправить и натянуть пониже подол платья.
— Ты почему сбежала? — раздалось слева, как гром.
Соня сильно укусила себя за нижнюю губу. Почему она
— Перестань грызть губы и отвечай! — жестко приказал Моронский и Соню зазнобило. — Я жду, Орлова! Правду!
— Правду? — переспросила нервно и тяжело сглотнула. — Стыдно… мне стыдно стало… чуть не сгорела, Моронский. Со стыда…
Последние слова обиженно выплюнула, едва сдерживая подступающие слёзы.
Повисла тяжёлая пауза. Левый висок горел под его пристальным взглядом, сдуревшее сердце отчаянно долбилось в рёбра.
— Сядь на заднее сидение — хрипло проговорил он.
— Ты сказал, что хочешь только поговорить… — Соня опять мучительно сглотнула.
Макс протянул руку, обхватил Сонин подбородок и заставил ее повернуть голову.
— Я буду говорить, ты будешь слушать! — вкрадчиво проговорил он тоном, от которого позвоночник сковало льдом.
Соня не могла заставить себя пошевелиться.
— Блять! — Моронский с силой ударил кулаками по рулю и Соня вздрогнула и снова вся сжалась, — Почему я должен все делать сам?!
Вышел из машины, подошёл к Сониной двери, открыл, сграбастал ее и стянул вниз, словно тряпочную. Затем открыл дверь сзади, и буквально втолкнул девушку в салон, смачно шлёпнув ее по заднице. Следом запрыгнул сам.
Соня в страхе вжалась в сидение, отодвинувшись от мужчины на максимально возможное расстояние. Ягодицу жгло. А трусы уже выжимать можно было.
«Боже, нет, пусть это не то, о чем она думает! Он же не сделает ЭТО прямо здесь. В машине. А как же слово, которое он давал? Она же должна отдаться сама?!»
В панике она наблюдала, как Моронский стягивает с себя белую футболку. Одержимый и жутко раздражённый!
Соня не могла отвести взгляда от мощной, поросшей чёрными волосками груди с бусинками смуглых сосков, от капелек пота, проступивших на коже. От сильных рук, перетянутых жгутами вен. От татуировок. От каменного пресса. От чёрной дорожки, убегающей куда-то за пояс его брюк.
Бооожеее!
— Орлова. — прорычал он сквозь сжатые зубы. — Я сейчас пиздец какой злой! Я не шучу! Поэтому, ты слушаешь молча. Я говорю! Одно твоё неосторожное движение и ты попала!
Он опустил свои лапы ей на бёдра, впился стальными пальцами, подтянул ее зад к себе ближе, отчего кожа сидения жалобно скрипнула под Соней. Развёл своими коленями ее бёдра. Платье Сонино задралось наверх, открывая Моронскому узкую белую полоску тонкого кружева стрингов.
— Я не люблю быть в долгу! — сказал он и накрыл ее рот своим.
Рука его поползла вниз, добралась до Сониной промежности, пальцы проворно подцепили край ее трусов и потянули вниз.
Соня протестующе дёрнулась. Но сделать больше ничего не смогла — он сжал в кулаке свободной руки ее волосы на затылке, лишая возможности сопротивляться.