Подари мне жизнь
Шрифт:
— Ты опять? А разговор тот я помню, — у Каргополова начала дергаться щека. — А люди-то твои готовы на это дело? Ты о человечке каком-то говорил, мол, способный парень.
— Всегда готовы! — салютовал по-пионерски Мамлюков. — И человечек есть. Правда, сейчас он временно в отпуске, вроде бы тоже в Израиль собрался, но я его задержу. Сделает, что надо.
Каргополов задумался, держась за дверной косяк.
— Погоди пока, — проговорил он наконец. — Вот вернусь с Мертвого моря, тогда все разом и завершим.
— Ну-ну! — снисходительно отозвался Мамлюков. — Как хочешь. Но в таких вопросах медлить нельзя: Мертвое море — оно, конечно, хорошо, но мертвая жена — лучше.
Тут дверь распахнулась, и на пороге возникла сама Светлана Викторовна, собственной персоной, в ярости, с хлыстом в руке и в жокейской шапочке. Каргополов испуганно попятился. Мамлюков скривил рожу и отошел в сторону. Гельмут застыл с телефонной трубкой в руке. Рита неожиданно засмеялась от предвкушения битвы амазонки с кентаврами, и закрыла лицо букетом хризантем.
Но Светлана Викторовна в комнату не вошла. Она лишь плюнула в сторону мужа.
— Это мое тебе последнее «прощай»! — громко заявила она, дрожа от гнева. — Хотелось еще раз поглядеть в твои бесстыжие глаза! Между нами все кончено. Чтоб ты утоп в этом Мертвом море вместе со своей шлюшкой! А если выплывешь, то знай — я тебя раздавлю, как таракана!
Она резко ударила хлыстом по дверному косяку и, повернувшись, побежала прочь. Немая сцена в номере люкс длилась еще почти целую минуту.
Вернувшись домой, Константин, вне себя от радости и еще не веря в удачу, стал поспешно бросать в свою дорожную сумку разные вещи — одежду, книги, электробритву и прочую мелочь. Елизавета Сергеевна и Петр Давидович заглянули в комнату.
— Мальбрук в поход собрался! — сказала мама.
— Ты куда это, сынуля? — спросил отец.
Не удержавшись, Костя обнял их обоих.
— Все! — торжественно объявил он и показал три билета на авиарейс. — Послезавтра летим в Израиль. Прямо в аэропорту Бен-Гурион Ольгу посадят на «скорую» и повезут в больницу. Великая капиталистическая махинация, как говорил товарищ Ленин одураченному пролетариату, свершилась! А я, по-видимому, отправлюсь потом в тюрьму.
— Тогда не забудь положить в сумку и шерстяные носки, — посоветовала мама. — Ночью в казематах всегда сыро.
— Поздравляю! — сказал папа, целуя сына. — Я всегда знал, что мой сын — настоящий мужчина. Чего захочет — добьется. Нужно сделать операцию в Израиле — сделает. Захочет в тюрьму — сядет. Ты только там при аресте особенно не сопротивляйся, они ведь могут и огонь на поражение открыть, у них нервы на пределе у всех.
— Я сам сдамся, — ответил Костя. — Вы только тут не волнуйтесь. Оттуда позвоню или напишу. Все будет по-людски. Держите нос кверху!
Елизавета Сергеевна вдруг неожиданно для себя самой заплакала. Петр Давидович принялся ее утешать, но она лишь махнула рукой и пошла в свою комнату, бросив по дороге:
— Я сама тебе потом соберу все необходимое, а пока Ольге звони, чудо ты луковое!
Константин хлопнул себя ладонью по лбу.
— Совсем забыл! — проговорил он. — Ради нее же старался, а из головы вылетело. Голова совсем дырявая стала, как дуршлаг. Макароны в нее можно отбрасывать.
— Это от избытка чувства, — сказал папа и деликатно оставил его одного.
То, что голова у Константина стала действительно несколько рассеянной, свидетельствовал и тот факт, что он сунул зачем-то в сумку пепельницу, в которой только что потушил сигарету, а телефонный номер набрал не Ольги, а Риты. Фотомодель как раз в это время принимала участие в «немой сцене» на подмостках номера люкс Гельмута Шрабера. Звонок мобильного вывел всех из оцепенения.
— Алло? — произнесла Рита, вдыхая аромат хризантем.
— Милая, все удачно! Мы с тобой послезавтра летим в Израиль! — радостно объявил Костя.
Рита, разумеется, узнала его голос и весьма удивилась.
— Как? И мы с тобой тоже? — спросила она. — Уже второй предлагает. Да что у вас там, в Бен-Гурионе, медом намазано, что ли?
— А кто — первый? — не понял поначалу Константин. — Твой Гельмут? Когда это он только умудрился!
— Гельмут, — повернулась к немцу Рита. — Ты тоже со мной в Израиль намылился?
— Я? Я, я! Ноу, найн! — как-то невразумительно отозвался тот.
А Мамлюков тем временем схватил Каргополова за шкирку и зашипел в самое лицо:
— Мочить, понял теперь, что надо мочить, или всем крышка, понял, ослиная башка?
— Я понял, понял, — отозвался тот, поглядев на Риту.
Мамлюков тихо добавил, проследив за его взглядом:
— Ее, по-моему, тоже. Почище твоей Светки будет.
Константин же, на другом конце Москвы, наконец догадался, с кем разговаривает. И сразу развернулся на сто восемьдесят градусов.
— Рита, детка, — продолжил он как ни в чем не бывало, — ты меня еще любишь?
— А что? — с вызовом ответила она, перехватив ревнивый взгляд Каргополова.
— Вот и я тебя: «а что». Так что давай сегодня встретимся. И я тебе все объясню. Мы не летим в Израиль. Я имею в виду с тобой.
— А я — лечу. Без тебя.
— Вот и хорошо. Тогда там непременно встретимся.
— Скорее даже пораньше. Прямо в салоне лайнера. Я ведь уже догадалась, что ты взял билеты для себя и Ольги.