Подарок фирмы
Шрифт:
— Паулино? — позвал я.
Никто не ответил. Я шагнул к двери. В коридоре у стены лежал Паулино и смотрел на меня. На нем была рваная, покрытая пятнами засохшей крови рубаха. Лицо опухло, почернело и было в кровоподтеках. С рассеченных бровей свисали темно-коричневые струпья.
— Воды, — еле слышно прошептал он, и на распухших губах вздулся кровавый пузырь.
Я подошел и попытался приподнять его, прислонив к стенке. Лицо Паулино исказилось от боли. На нем не было живого места.
— Паулино,
— Воды, — повторил он.
Вряд ли он узнал меня. Глаза были открыты, но подернуты какой-то красной пленкой. Мне тоже стоило труда узнать его в подобном виде.
Прислонив его к стенке, я пошел на кухню. Войти туда было очень трудно. Осколки тарелок, чашек и прочей кухонной утвари покрывали пол слоем в несколько сантиметров. Кто-то не пожалел сил и злости, чтобы превратить в груду мусора кухню, бывшую когда-то чистенькой и даже кокетливой. Я пошарил ногой и с большим трудом нашел среди осколков эмалированный бело-голубой половник, украшенный двумя красными сердечками. Налив в него воды, я вернулся к тому, что осталось от Паулино.
Он снова сполз на пол. Я наклонился, подсунул ему под голову руку и поднес к губам воду. Паулино жадно глотнул, закашлялся и выплюнул мне на пиджак воду, смешанную с кровью. Кашель сопровождался конвульсиями, голова его моталась, как у тряпичной куклы.
Я вливал в него воду маленькими глотками, кое-что ему все же удалось проглотить. Когда вода кончилась, я снова посадил его, прислонив к стенке.
Теперь глаза были закрыты набухшими веками, грудь не шевелилась. Я попытался нащупать пульс, но так и не смог. Сердце останавливалось, было ясно, что он умирает.
Следы крови на паласе вели к дверям другой комнаты.
Я пошел туда. Кровь была всюду: на стенах, на голубом матрасе, на полу. Все было разбито, изуродовано. Те, кто орудовал здесь, были одержимы слепой яростью.
Я прислонился к косяку двери и опять посмотрел на Паулино, лежавшего на полу бесформенным мешком.
Глаза его снова были открыты, казалось, он смотрит на меня.
— То… ни, — с трудом произнес он.
— Паулино, дружище, — ответил я. — Сейчас вызову «скорую».
— Нет, — он хрипел, как будто внутри у него что-то ломалось. Я наклонился пониже. — То… ни. Тони, Португалец… Португалец… и…
— Не говори, если не можешь, успокойся. Сейчас вызову врача.
Я уже собирался выпрямиться, но он ухватился за рукав моего пиджака.
— Он ушел с Дельбо, Тони… с Дельбо.
Я снова наклонился.
— Понятно, Паулино, понятно. Я знаю. Португалец ушел с Дельбо.
— Как давно… мы не виделись… как давно… друг…
— Да, Паулино, давно.
Странный слабый огонек мелькнул у него в глазах. Он попытался сжать мне руку.
— Я сказал Португальцу… что ты… должен работать с нами…
— Хорошо, Паулино. Не надо
— Фотографии… сволочь, он отдал фотографии этому… этому…
— Дельбо.
— Да. — Изо рта у него снова потекла кровь.
— Я знаю. Фотографии у Дельбо, не надо об этом думать.
Паулино кивнул и закрыл глаза. Потом снова открыл.
— Луис… Луис сказал, что…
— Да, Луис. Он умер… точнее, его убили. Ты знаешь, кто его убил, Паулино?
— Да… — Он открыл и закрыл рот.
Я наклонился совсем близко.
— Кто?
Как только он пытался заговорить, с губ стекала красная слюна, рот открывался и закрывался, как у большой рыбы, выброшенной на берег.
— Я… я ему… говорил, что ты мой друг, а… Ванесса…
Ванесса…
— Ее убил Португалец. Кто убил Луиса?
— …тебя нет… я ему говорил… тебя нет…
— Я знаю, Паулино. Ты сказал Португальцу, чтобы он меня не убивал. Ванессу он прикончил, введя ей в вену героин, а меня не стал убивать, потому что ты не велел. Я знаю.
Подобие улыбки скривило его кровоточащий рот.
— Паулино, я хочу знать, кто убил Луиса Роблеса, Луисито. Ты помнишь Луисито Роблеса?
— Луисито… да… Сначала он сказал «да», потом «нет»… и…
Большой сгусток черной крови мягко скатился изо рта на его подбородок, потом на грудь, окрасив рубашку в новый тон. Он широко открыл и сразу же закрыл глаза.
Сильные конвульсии свели тело, затем он обмяк. Голова скатилась набок, между ног стало растекаться темное пятно.
Я выпрямился. Не очень-то приятно наблюдать агонию человека.
Возможно, Дельбо и Сорли застали его в спальне и там избили. Паулино не был слабаком, он, конечно, защищался, но они его били со знанием дела и добили. А потом оставили медленно умирать. Они даже не попытались вызвать врача. Паулино добрался ползком от спальни до середины коридора. На это у него ушли последние силы.
Я поднял уцелевший стул и сел. Закурил сигарету. Было четыре часа утра. Усталость свалилась на меня, сил не было.
Наверно, я сидел так около часа, выкурив за это время пять сигарет. Успокоившись немного, я встал и подошел к Паулино. Тело уже начало остывать.
Только тогда я заметил, что у Паулино были волосы.
Красивый темно-каштановый парик сдвинулся немного набок. Он ему очень шел. Как это я раньше не обратил внимания. Ведь у Паулино не было волос, в армии его звали Лысый.
Он не должен умереть со сдвинутым набок париком.
Это было бы смешно.
Одной рукой я осторожно приподнял его за шею, а другой поправил красивый парик. Мечта всей его жизни.
Из-под парика что-то торчало. Это что-то находилось между уже безжизненной головой и париком. Я потянул за край. Клочок сложенной вдвое, пропитанной потом бумаги.