Подарок фирмы
Шрифт:
— Не хочешь ли пойти с нами, Тони?
— Я пойду домой.
Закрыв за ними дверь, я подождал, пока не затихли шаги на лестнице, вышел из дома, пересек улицу и зашел в бар "Погребок Риваса".
Хозяина не было. Клиентов обслуживал его помощник Пепе.
— Вермут, — попросил я.
Пепе не большой любитель поговорить. Он принес мой вермут и продолжал обслуживать других посетителей. Я отпил глоток. В этот момент кто-то положил мне руку на плечо.
Это был Хавиер Баленсуэла по прозвищу Мавр и по профессии всезнайка. Он всегда был в курсе всех дел и не умел делать из своих сведений тайну.
— Тони. дружище, где ты
— Выпьешь вермута?
Вермут был его слабостью.
— Один вермут, Пепе, — закричал он, глаза его еще больше заблестели. И поменьше тоника!
Пепе принес вермут. Мавр выпил его залпом и прищелкнул языком
— Его зовут Хесус Маис, ловкий тип, говорят, у него много денег, очень много. Ходят слухи, что он хочет открыть современную дискотеку, знаешь, с мерцающими цветными огнями и прочее… — он помолчал. — Еще говорят, что он компаньон известного импресарио Ромеро Помбо, они якобы задумали ставить шоу по всей Испании… ты ведь знаешь, сейчас это опять в моде.
— Пепе, еще один вермут для сеньора!
— Спасибо, Тони! — На этот раз он не стал его пить залпом, а решил продлить удовольствие. Каждый глоток подолгу держал во рту. производя звуки как при полоскании. — Этот тип только на вид сильный… Не бери в голову, Тони… Все это только фасад, одна вывеска… Ты же знаешь женщин…
Я положил деньги на стойку, потом дал ему еще пятьдесят песет.
— Выпей еще один за мое здоровье.
— Ты большой человек. Тони! — Он проводил меня до дверей. Я уже шел по улице Пальма, а он все стоял и кричал мне вслед: — Этот тип обычно бывает в баре «Иберия» на улице Пелигрос… по вечерам, часов в восемь… хозяин — его земляк!
Он помахал мне рукой, и я тоже.
Открыв двери обоих балконов, выходящих на улицу Эспартерос, я занялся уборкой. На это занятие ушло полчаса, но не потому, что квартира большая кухня, ванная, коридор со встроенным шкафом и довольно просторная комната, совмещающая функции спальни, столовой и гостиной, — а потому, что пыли накопилось не меньше, чем в заброшенном замке.
Потом я закрыл балконные двери, зажег светильник над диваном и включил приемник. У меня оставалось еще две бутылки джина: одна початая, другая полная. Я поставил на журнальный столик обе, принес чистый стакан, лед и пачку сигарет.
Декорация была готова.
Тогда я открыл нижний ящик комода и вытащил коробку из-под обуви. Рядом лежал мой «габилондо» калибра 9 мм, хорошо смазанный и завернутый в мягкую тряпочку. Прикосновение к нему холодило пальцы.
Потом отпил глоток и открыл коробку. Она была набита фотографиями, в основном черно-белыми, пожелтевшими от времени. Под ними лежали мой военный билет, паспорт, разрешение на ношение оружия, членский билет Испанской федерации бокса и несколько газетных вырезок.
Итог моей жизни.
Одна из вырезок представляла собой интервью, взятое у меня, когда я еще был восходящей звездой испанского бокса. Это было после того, как я выиграл армейский чемпионат в легком весе. Во второй, более поздней заметке анализировались мои шансы на победу над Басилио Аренасом на чемпионате страны. Басилио выиграл по очкам, и после той встречи я не собирал газетных вырезок.
Что касается
Они относились к самым разным периодам моей жизни: в спортзале, на каком-то празднике с моей первой девушкой, на воскресной прогулке в окрестностях Мадрида, единственной, которую мы совершили вместе с родителями… а вот я с друзьями в форме пехотинца во время прохождения службы в Учебном центре № 2 по подготовке призывников, расположенном в Алкала-де-Энарес. Первым, кого я узнал на фото, был Луис Роблес.
По воскресеньям к нам в лагерь приходили фотографы и предлагали сняться на память для матерей и невест.
В одно из таких воскресений и был, вероятно, сделан этот снимок. На фотографии нас шестеро. Первый слева — высокий сутулый парень, его я не помнил… следующий, кажется, Лоло, он жил в районе Чамбери, у его отца была мастерская по ремонту велосипедов; рядом с ним стоял Ингаусти, точно, он еще прекрасно подражал мяуканью котов, между ним и Луисито стоял я, крайний справа — Паулино по прозвищу Лысый, голова у него блестит, как лампочка, без единого волоска, он перенес какую-то болезнь.
Луис, Луисито Роблес. Вот он стоит: кулак поднят вверх, улыбка во все лицо. Очень характерная для него поза. "Армия — паразит на теле общества, ударная сила капитализма", — любил повторять он. Он вообще много говорил. Ему нравилось говорить. И иногда он говорил умные вещи.
Я подвинул обувную коробку и опрокинул стакан, не отрывая глаз от фотографии. Так я ему и не сказал, какой он хороший парень. Типично мужская черта. Мы боимся, стесняемся, что ли, говорить такие вещи. Закончилась служба в армии, и каждый пошел своей дорогой. Я пыгался пробиться в боксе, он решил продолжать учебу. Думаю, именно эта стеснительность и была причиной того, что мы не звонили друг другу и не встречались.
Так мне кажется.
Я снова наполнил стакан, бросил в него оставшийся лед и опять выпил залпом.
Так я и не сказал Луису, как мне нравилось бывать с ним. Мне нравились его ум, ирония, культура. Его способность мгновенно схватывать сущность вещей. Я учил его боксу в пустом лагерном ангаре, показывал, как надо двигаться, наносить удар. А он заставлял меня продолжать учебу в школе. Однажды он принес учебники и сам составил программу моих занятий. Он мне помогал, но так, как это делают люди его типа, не придавая этому никакого значения, я даже не замечал, что он мне помогает.
Мне так и не удалось поблагодарить его за помощь.
По радио звучал бодрый голос диктора.
— …ствуйте, дорогие радиослушатели… программу ведет Эмилио Лаэра. Предлагаем вашему вниманию "Вечер болеро".
Я сразу же узнал "Когда я снова буду с тобой" в исполнении Эди Гормета и трио Лос-Панчос.
Первую женщину, мечтавшую выйти за меня замуж, звали Монолита Саседон, она пахла свежими яблоками и работала прислугой в городе Луго у финансового инспектора, тщетно пытавшегося выдержать конкурс на замещение должности нотариуса. Монолита приезжала навестить меня летом в воскресные дни, когда на стадионе устраивали спортивные соревнования, и привозила в судках вкусные жареные перцы и тортильго [Широко распространенное в Испании блюдо, своего рода омлет с картофелем.]. Садилась гденибудь недалеко от ринга, и я, даже не глядя в ее сторону, знал, что она молча льет слезы, пока мы дубасим друг друга. Сейчас, наверное, стала прилежной читательницей двух-трех иллюстрированных женских журналов.