Подчинись мне
Шрифт:
— Поэтому таскаете на себе его футболку? — зло цедит мальчик.
– Хотя, знаете, Варвара
Владимировна, - с презрением растягивает мое имя-отчество, — мне срать вообще! Ебитесь, сколько хотите!
— Никита!
– взрываюсь от возмущения. Мои щеки при этом загораются красным. От стыда, конечно. И оттого, что тема поднимается весьма недетская. Да и в выражениях подросток не стесняется.
Мы смотрим друг на друга, пока я первая не прерываю накопившееся молчание:
— Мои вещи перепачкались
Никита недоверчиво хмыкает.
— Я понимаю, как тебе больно. Но твой отец от просто...
— подбираю слова, но подросток дополняй фразу за меня:
— Просто гондон?
— Просто запутался, как и ты, - предлагаю свою версию.
– Он твердолобый и упертый, но ты не должен быть таким. Ты можешь пойти навстречу первым. А еще, я уверена, Тимур Александрович любит тебя. Просто не умеет этого показывать.
— Мой отец никого не любит, поняла?! Даже себя! И когда ты это поймешь, то свалишь отсюда тут же!
Да, Никит, если бы ты знал, что уйти от твоего папы не так уж и просто. И я бы давно, как ты говоришь, свалила, если бы Тимур только дал мне этот шанс.
Хотя, он ведь давал. Предлагал уезжать домой. Но это, в любом случае, значило только одно -
Абрамов бы вернулся. Приехал ко мне. Ведь отпускать «свое» ни в его правилах.
— Я никуда не свалю, пока не достигну своей цели!
– уверенно заявляю. Дальше следовало бы добавить: «Помирить вас», но я не успеваю этого сделать.
Никита бросается на меня, и останавливается слишком близко. Яростно раздувает ноздри. Только сейчас замечаю, что, оказывается, подросток выше меня ростом.
Определенно, парень взял лучшее во внешности своего отца. И даже приумножил. И когда он подрастет, все девушки, встречающиеся на его пути, без сомненья втрескаются в этого красавчика.
— А разве ты не достигла ее?
– со злой усмешкой Никита нависает надо мной. И я вижу, куда обращен его взгляд. Подросток с жадностью пялится на мои губы, потому поджимаю их.
Такому не учили в институте. И я не знаю, как себя вести. Потому отталкиваю наглеца обеими руками.
— Это все иллюзия, Никит. На самом деле, я тебе не нравлюсь. Такое бывает, когда ребенку не хватает материнской ласки. Это давно доказано психологией.
Не понимаю, откуда берется во мне вся эта уверенность. Но я держусь очень стойко.
Произношу свои слова ровно, на одном дыхании, и почти не краснею.
Мне правда жаль, что стремясь все исправить, я только усугубила. Сделала лишь хуже. И себе. И
Абрамовым.
— Да, ты мне не нравишься!
– подтверждает Никита, но его слова почему-то не приносят облегчения.
– Потому что ты — продажная шкура, как и все, кто вьется возле отца. Надеюсь, его бабло стоило того!
Гулкие
На пороге спальни сына появляется Абрамов. Его глаза блестят недобрым блеском. И я уверена, что сейчас он все испортит, сказав, что-то неприличное, унизив меня перед сыном едкой фразочкой. Подтвердив догадки ребенка.
Но он лишь молча наблюдает. И я благодарна Тимуру за эту возможность. За шанс не пасть глазах его сына еще ниже, чем есть.
— Мы поговорим завтра, хорошо?!
– предлагаю Никите, сглатывая тот неприятный комок, от которого горло вот-вот разорвется.
– Ты остынешь и обдумаешь все. И мы поговорим втроем.
Согласны?!
Перевожу взгляд с одного Абрамова на другого. Оба молчат, напоминая сейчас недовольных упрямых баранов. И мне горько, что жизнь сделала их такими. Циничными и жестокими.
Наверное, их обоих никогда не любили.
— Ладно, - сама отвечаю себе.
– Спокойной ночи, Никит. Утро вечера мудренее.
Спешно направляюсь в сторону выхода, где меня ждет его отец. Мы молча направляемся в спальню Тимура. Только оказавшись там, мужчина подает голос:
— Я сказал ждать меня на коленях в моей спальне. Что из этого показалось тебе непонятным, кукла?
Стараюсь просто дышать, но воздух застревает где-то в середине глотки. Особенно, когда крупные горячие ладони мужчины, остановившегося позади меня, ложатся на живот, полностью его закрывая.
Ничего не отвечаю, потому что это не имеет смысла. Лишь сердце начинает оглушительно стучать в висках.
— Я возьму все, что причитается мне, учительница, — шепчет в самое ухо до болезненной дрожи.
– Я всегда держу слово и от других требую того же. Так что вставай на колени, моя маленькая сучка, и делай то, что обещала.
— А если я не буду?
– разворачиваюсь, выскальзывая из его объятий.
Смотрю в глаза. Мне уже не страшно. Не так жутко, как в первый раз, когда не получалось произнести даже слова. Когда поджилки тряслись до такой степени, что, казалось, все мое тело ходит ходуном.
Абрамов склоняется надо мной, так, что наши глаза оказываются почти на одном уровне.
— Тогда я возьму твой рот силой, - предупреждает он меня на полном серьезе. Без доли сомнений и обилия вариантов. Розовые единороги дохнут, и оставшаяся, живущая на последнем издыхании надежда, тоже, пискнув, взрывается.
– И поверь мне, тебе это вряд ли понравится.
Глава 35
Варвара
— А если...
продолжаю продумывать нелепые варианты в своей голове.