Поддаться
Шрифт:
Отталкиваюсь от двери, руки до сих пор скрещены, и я сажусь на край ее кровати.
— Вообще-то я недоволен. Я… Я извиняюсь, ладно. Я был груб с тобой, мы провели несколько часов в компании друг друга. Я не был, ну, я не был справедлив к тебе.
Она фыркает и выдает небольшое «ха».
Все идет не по плану. Нужно поднять игру на новый уровень.
— Нет, я серьезно. Я не привык быть с девушками таким…
Харлоу останавливает меня:
— Холодным?
И я должен согласиться с ней. В ту ночь она была горяча настколько, насколько и
— Да, можно сказать и так. — Ухмыляясь сказал я.
Она продолжает бросать шмотки в чемодан, на этот раз с большим удовольствием.
Ой!
— Слушай, твои друзья и Портер хотят, чтобы ты осталась, и я пытаюсь быть честным с тобой.
Она перестает кидать свои вещи и кладет руки на бедра, смотря на меня удивленным взглядом:
— Что ж, предполагаю, это для Вас впервые, офицер Круз.
Я улыбаюсь своей лучшей однобокой улыбкой и вожусь с ее шарфом, который должен был быть брошен в чемодан, но промахнулся.
Когда я не отвечаю, Харлоу поворачивается к своему шкафу и собирает обувь, опустошая вешалки. Я подношу шарф к своему носу. Не знаю, почему. Пахнет девушкой. Он мягкий, даже шелковистый.
Как девушка.
На самом деле, он пахнет очень хорошо. Я не помню, как Харлоу пахла в ту ночь, но думаю, что как шарф. Так значит, вот какой аромат у Харлоу Ханнум?
Звучит ли этот плохо? Возможно.
Я бросаю его в чемодан, а теперь мне предстоит сделать то, за чем я пришел.
— Слушай, ты права. Как правило, в разных спорах я прав. Пусть я не всегда хороший парень, но не обижаю людей намеренно, — делаю паузу, потому что то, что хочу сказать далее, возможно ей не понравится, но я должен попытаться до того, как Морти будет подан на листьях салата. — Эмм, твои друзья и Портер сказали, что у тебя был тяжелый год, и тебе нужен перерыв, поэтому я должен убедить тебя остаться.
Она резко поворачивается, и ее глаза смотрят странно, а она сама выглядит невероятно нервной.
— Что они рассказали обо мне? Что они разболтали? Говори, ты, мудак. Я должна знать, — она встает близко к моему лицу, кулаком ударив кровать рядом с тем местом, где сижу я.
Какого хрена?
— Ничего. Все, что они сказали — это то, что у тебя был тяжелый год. Они не вдавались в детали. Остынь.
Это становится странным для меня. Харлоу приглаживает свою рубашку и выглядит спокойнее, узнав о том, что именно рассказали ее друзья. Закрывает глаза и сглатывает настолько громко, что даже я слышу.
— Хорошо, — она медленно приоткрывает их, но наши взгляды не вступают в зрительный контакт. Девушка смотрит на свой чемодан, буквально пялится на него и кусает свою губу. — Мне нужен этот перерыв. Я не хочу возвращаться домой.
В ее голосе слышна печаль, и по какой-то необъяснимой причине я чувствую что-то, но не знаю, что.
Симпатия? Вот как это называется? Я отбрасываю эту мысль. Встаю, когда вижу, что Харлоу пытается застегнуть чемодан и стащить на пол.
— Остановись на минуту и послушай. Тебе надо остаться. Я думаю, что мы могли бы прийти к какому-нибудь компромиссу. Так мы оба сможем жить здесь и наслаждаться летом без того, что бы вцепляться в глотки друг друга. Я действительно пытаюсь.
Вырываю чемодан из ее рук и бросаю его обратно на кровать.
— Какого черта ты творишь?
Меньше чем за двадцать четыре часа могу сказать, что с ней очень тяжело.
— Я пытаюсь сказать, что давай разберемся с этим. Я работаю несколько ночей в неделю. Тебе не придется видеть меня. Ты даже не обязана говорить со мной, когда видишь меня. Если мы встретимся на пляже, то игнорируй меня, если сможешь. Представим, что мы незнакомы.
Она закрывает дверь от шкафа и поворачивается ко мне. Какое-то время молчит, как будто соображает, что сказать.
— Мы и есть незнакомцы.
Я смеюсь и думаю, что да, так и есть. Незнакомцы, у которых был секс. Смешно? Я никогда не задумывался о таких вещах. Люди говорят, что такого рода вещи являются интимными, но я никогда не думал об этом таким образом. Это всегда то, что заставляет меня чувствовать. Наслаждение, а не… какое слово Портер использует… интимность? Какое странное слово.
Это все о кисках.
— Да, полагаю, в некотором роде, мы незнакомцы. Я не задумывался об этом в таком смысле, хотя мы, знаешь… немного пошалили.
Она закатывает глаза:
— Тебе всегда нужно быть таким грубым?
Что она имеет в виду? Это было грубо с моей стороны? Вау, мы тогда действительно незнакомцы, потому что я могу быть намного грубее, чем сейчас.
— Нет, детка, я не всегда такой грубый, но, когда дело доходит до дам, я могу быть немного… свободным в своих словах и поступках, — подмигиваю ей.
Она хватается за ручку чемодана и снова пытается стащить его с кровати.
Опять ляпнул что-то не то?
— Подожди, что ты делаешь? Я думал, что достучался до тебя?
Она затихает, оттаскивая чемодан к двери. Я отхожу с ее пути и практически готов дать ей уйти.
Затем я вспоминаю о Морти и о том, что он больше не будет вместе со мной, и я пугаюсь. Черт.
— Что я сказал на этот раз?
Не дойдя до двери, она останавливается. Со своим большим чемоданом в руках она выглядит такой маленькой, такой миниатюрной, такой хрупкой.
— Я думаю, что за последние несколько часов раз десять точно просила не называть меня «деткой». Это оскорбительно, и так по-свински мог выразиться только мужчина с ограниченным мозгом и шовинистическим взглядом.
Только не снова. Какого черта она имеет что-то против того, чтобы называть ее «деткой»? Это того не стоит. Я попрошу Портера вернуть мои деньги и буду спать в машине следующие десять недель. Это все херня.
— Знаешь, что? Забудь об этом. Позволить тебе уехать стоит того, чтобы мой член отрубили… ну почти. Возможно, я сбегу в Сибирь. Телки эскимосов горячие, — бормочу я.