Поддаться
Шрифт:
Она поворачивается ко мне растерянная, но насмехающаяся:
— О чем, во имя Бога, ты только что пробубнил? Ты самый обременительный человек, которого я когда-либо встречала.
На каком языке она общается? У этой девушки невероятный словарный запас.
— Окей, я понятия не имею, что это значит, но звучит так, словно ты оскорбила меня.
Харлоу издает разочарованный стон, когда рукой тянется к дверной ручке.
— Постой, — я делаю резкое движение, чтобы остановить ее. Мне не совсем понятно, почему я делаю это, но делаю. Она останавливается, и я слышу преувеличенный
Комната погружается в тишину. Жуткое молчание, но я жду вердикта. Затем слышу хихиканье. Харлоу хихикает. Черт, она хихикает.
— Она серьезно это сказала?
— Я бы не стал врать о чем-то, похожем на это, поверь мне, — и я действительно не врал. Морти как брат для меня. — Я, правда, неплохой парень. Когда узнаешь меня. Я буду хорошо себя вести.
— Окей, ладно. У меня есть несколько условий.
Она поворачивается и подталкивает меня сесть на кровать. Я сажусь, но Харлоу остается стоять, и чувствую, что буду отчитан. Она ходит передо мной, глядя в пол, а не на меня.
— Во-первых, больше никакого секса на шезлонге, пожалуйста. Я бы хотела наслаждаться видом из него, не смотреть на тебя и твой выбор недели, вступивший с тобой в половой акт.
— Окей, я могу справиться с этим.
— Во-вторых, когда ты развлекаешься с какой-нибудь цыпочкой, пожалуйста, убавь громкость до минимума. Я прекрасно понимаю, что это может показаться сложным, учитывая, что ты парень-шлюха, но имей хоть какое-нибудь уважение к людям, живущим с тобой.
О, Боже! Она серьезно? Как, черт возьми, я должен утихомирить цыпочку, с которой занимаюсь сексом. Я понимаю — не заниматься сексом на шезлонге, но это!
— Подожди минутку, детка, как я…
Черт. Если бы я смог съесть это слово, я бы съел, потому что уже представляю, что будет дальше. Только взгляд на ее лице говорит обо всем. Она скрещивает руки и немного приближается ко мне, вообще-то много приближается.
— И в-третьих, — тон ее голоса нежный, но держу пари, что сейчас она что-то выплюнет совершенно не нежное, — следующие десять недель ты никогда не будешь использовать термин «детка», обращаясь ко мне, — воздух сжимается вокруг слова «детка». — Я не могу описать, насколько презираю это слово. У меня есть имя. Мое имя Харлоу, если вдруг ты внезапно забыл. Это значит «заячья лужайка». Люди с таким именем имеют глубокую потребность в тишине, желание понимать и анализировать мир, в котором они живут, и узнавать более глубокие истины. Это все про меня. Не «дорогая», не «сладкая», не «милая» и однозначно не «детка». Научись правильно обращаться ко мне, или у нас будут серьезные проблемы.
Она наклоняется, твердо ставя руки на кровать у моих бедер, ее волосы колыхаются возле плеч, направляясь к груди. Я чувствую ее дыхание на своем лице и ощущаю ее запах. Тот же самый запах, что у шарфа. Так вроде пахнет сахарное печенье?
— Я ясно выразилась, офицер?
Я
— Окей, ладно, но почему тебе не нравится то, что кто-то называет тебя «деткой»? В чем дело?
Харлоу смотрит на меня, потом передвигает свой чемодан, пытаясь положить его на кровать. Я хватаю его и помогаю ей, но она до сих пор не отвечает на вопрос.
— Так ты собираешься сказать, или я должен сам догадаться?
Она расстегивает чемодан и начинает выкладывать обратно вещи в шкаф, но до сих пор не вступает в зрительный контакт со мной.
— Мне… мне просто не нравится. Это не мило. Это н-не сексуально. Оно просто заставляет меня чувствовать себя… — после того, как девушка запинается, она замолкает, и я не могу услышать последние слова.
Я не уверен, в чем дело. Встаю, беру несколько пар обуви и протягиваю ей. Это простой жест, и Харлоу выглядит смущенной. Я толкаю туфли в ее руки и закатываю глаза. Она смотрит на них, затем на меня и помещает их в шкаф.
— Понял. Я не монстр. Мы можем стать друзьями, если ты хочешь. То, что произошло прошлым летом, вовсе не означает, что мы просто не можем отпустить это. Мы оба знаем, что это никогда не повторится.
Я поднимаю другую пару обуви, и на лице Харлоу появляется маленькая улыбка:
— Верно, думаю, мы можем стать друзьями в случае, если ты будешь следовать списку моих требований. Особенно пункту об именах.
Я улыбаюсь ей в ответ, гадая, что происходит в ее маленькой головке со слишком большими мозгами.
— Почему в прошлом году ты сказал, что твое имя Рафаэль?
— Потому что это так.
— Тогда почему все называют тебя Крузом?
— Это моя фамилия. Я действительно не знаю, почему назвал тебе свое имя. Обычно его не использую. Даже мой брат зовет меня Крузом.
— Странное имя. Думаю, это излишне замысловато, но я не собираюсь звать тебя Крузом.
— Не такое странное, как имя Харлоу.
Она смеется:
— Имя Харлоу не странное. Скорее редкое.
— Ладно, я не фанат и не буду называть тебя так, но не смей называть меня Рафаэлем.
Она вырывает пару обуви из моих рук и стонет:
— О, серьезно? Тогда как ты собираешься называть меня? Точно не словом на букву «Д».
Я смеюсь, глядя на нее. Это слишком комично.
— Чем-то несексуальным, милым и смешным. Я собираюсь называть тебя самым невозбуждающим именем, которое только можно придумать.
Она кладет руки на свои бедра, наклоняет голову в ожидании имени, которое я собираюсь ей дать.
— Как только я дам тебе имя, не будет возможности вернуться назад. Оно прилипнет к тебе.
— Возможности вернуться назад? — переспрашивает она.
— Да, возможности вернуться назад.
— Кхе-кхе, достаточно справедливо.
Я протягиваю ей свой мизинец. Харлоу выглядит растерянной, не понимая, что я от нее жду. Она затворница?
— Клятва на мизинчиках. Ты соединяешь свой мизинец с моим, и мы пожимаем друг другу пальцы. Ты когда-нибудь жила в пещере?