Поддельный шотландец 3
Шрифт:
Я сделал всё не торопясь и полностью контролируя ситуацию. К счастью, Катриона оказалась очень отзывчивой на ласку, как словесную так и физическую. Вроде бы в это самое время на Американском континенте таких женщин называли "горячими штучками", или я опять всё путаю? В общем, мне удалось её довести до пика наслаждения и оставить наилучшие впечатления о первом разе, чего я и добивался. Заснули мы далеко после полуночи, так и не разомкнув своих объятий.
XXV.
Поздним утром меня пробудил от сна громкий стук в дверь. Я, уверенный, что это принесли завтрак, побежал отворить едва надев брюки, накинув камзол на голое тело, и чуть не остолбенел от неожиданности: на пороге в мохнатом пальто и огромной шляпе, обшитой синим галуном, стоял Джеймс Мор, собственной нежданной персоной.
– - А, -- сказал он с важным видом, -- я нашёл вас наконец-то, мистер Бэлфур, -- и протянул мне свою крупную аристократическую руку, которую я пожал довольно нерешительно, перед этим шагнув снова вперед и остановившись у входных дверей, точно готовясь к нападению, хотя коридор позади визитёра был девственно чист.
– - Удивительно, право, -- продолжал он между тем, -- как перекрещиваются наши пути. Я должен извиниться перед вами за неприятное вторжение в ваше дело, в которое меня вмешал этот обманщик Престонгрэндж. Совестно даже признаться, что я мог довериться судейскому чиновнику. -- Он совершенно по-французски пожал плечами.
– - Но человек этот на первый взгляд кажется таким достойным доверия...
– - продолжал он плести словесное кружево, как цыганка на базаре.
– - А теперь, как выяснилось, вы очень любезно позаботились о моей дочери, узнать адрес которой меня и направили к вам.
– - Я думаю, сэр, -- сказал я с решительным видом, -- что нам необходимо объясниться.
– - Надеюсь, ничего не случилось плохого? -- воскликнул он встревоженно. -- Мой агент мистер Спротт...
– - Ради бога, говорите потише! -- перебил его я. -- Она не должна ничего слышать, пока мы не объяснимся.
– - Разве она тоже здесь?
– - ошеломлённо воскликнул он.
– - Именно так всё и есть, -- честно ответил я.
– - Вы были с ней здесь одни?
– - спросил он, охваченный внезапными подозрениями.
– - Кто же другой мог быть с нами?
– - воскликнул я, внимательно отслеживая его реакцию.
Должен отдать ему справедливость, он побледнел. Чем снял камень с моей души. Каким бы человеком ни был Джеймс Мор, но свою дочь он действительно любил. Но, как выяснилось спустя совсем немного времени, самого себя он любил гораздо больше.
– - Это очень странно, -- сказал он.
– - Это чрезвычайно необыкновенный случай. Вы правы, нам следует объясниться.
Говоря это, он прошёл мимо меня. Должен сознаться, что старый мошенник в эту минуту выглядел чрезвычайно величественно. Он важно окинул взором проходную комнату, которую и я теперь рассматривал, так сказать, его глазами. Бледный луч утреннего солнца пробивался сквозь окно и освещал её во всём убожестве. Полуразобранные чемоданы, умывальник, стол с остатками ужина, разбросанная в беспорядке старая одежда и потухший не вычищенный камин составляли всё её убранство. Комната, несомненно, выглядела пустой и холодной и казалась неподходящим, нищенским приютом для джентльмена и леди. В то же время мне вспомнились обстановка нашей жилой комнаты, и я подумал, что этот контраст между бедностью и роскошью не мог не выглядеть подозрительным для взгляда со стороны.
Джеймс оглядел комнату, ища кресло или стул, и, не найдя ничего другого, уселся на угол стола. Закрыв входную дверь, я вынужден был сесть рядом с ним: чем бы ни кончилось это необыкновенное объяснение, надо было по возможности стараться не разбудить Катриону, а для этого требовалось, чтобы мы сидели близко и говорили шепотом. Не берусь описать, какую мы представляли странную пару: на нем было пальто, вполне уместное в этой холодной комнате; я же дрожал в камзоле на голое тело и сапогах на босую ногу. У него был вид судьи, я же поневоле оказался в роли подсудимого.
– - Ну? -- спросил он.
– - Ну..., -- начал я, но понял, что не в состоянии достаточно собраться с мыслями чтобы продолжать.
– - Вы говорите, что она здесь?
– - снова заговорил он, на этот раз с некоторым нетерпением, которое, казалось, вернуло мне способность мыслить связно.
– - Она в этом доме, -- сказал я.
– - Я знал, что это обстоятельство покажется вам необычным. Но вы должны понять, насколько необычно было всё это дело с самого начала. Молодая леди высаживается на континенте с одним шиллингом и тремя боуби в кармане. Её направляют к Спротту в Гельвоэте, которого вы называете своим агентом. Могу сказать только, что он богохульствовал при одном упоминании о вас и что я должен был заплатить ему из своего кармана, чтобы он только сохранил её вещи. Вы говорите о необыкновенном случае, мистер Драммонд... Если угодно, называйте его именно так. Но подвергать её такому испытанию было с вашей стороны слишком жестоко.
– - Вот чего я совсем не могу понять... -- сказал Джем.
– - Моя дочь была отдана на попечение почтенных людей, имя которых я, признаюсь, слегка подзабыл.
– - Их звали Джебби, -- сказал я.
– - Без сомнения, мистеру Джебби следовало бы поехать с ней на берег в Гельвоэте. Но он не поехал, мистер Драммонд, и думаю, что вам надо благодарить бога, что я оказался тут и предложил ей свои услуги.
– - Я ещё поговорю с мистером Джебби в скором времени, -- сказал он.
– - Что же касается вас, то я думаю, вы могли бы понять, что слишком молоды для подобного.
– - Но выбирать приходилось не между мной и кем-нибудь другим, а между мной и никем! -- в пол голоса воскликнул я.
– - Никто более не предлагал ей своих услуг. Должен сознаться, что вы выказываете весьма мало благодарности мне, сделавшему это.
– - Я подожду с благодарностью, пока не пойму немного яснее, в чем заключается услуга, которую вы мне оказали.
– - Мне кажется, что это и так бросается в глаза, -- сказал я.
– - Вы покинули вашу дочь, почти бросили её одну посреди Европы с двумя шиллингами в кармане и не знающую двух слов на здешнем языке. Прекрасно, нечего сказать! Я привел её сюда, материально обеспечил. Я назвал её своей женой, чтобы оградить от досужих сплетен. Вряд ли нужно объяснять вам, что всё стоило денег. Я обязан был сделать это для молодой леди, достоинства которой я уважаю, но, кажется, было бы довольно неуместно расхваливать её собственному отцу.