Подъем
Шрифт:
— С трудом вериться, что кто-то добровольно готов переступить порог вашего логова!
— Она еще и хамит! — возводя глаза к потолку, сокрушается женщина, над моим высказыванием.
— А чего вы ждали, подсовывая мне это? — тыча пальцем в бумаги, повышаю свой тон. — Обои и потолок, на этом — точка!
— Да, что ты говоришь? — мгновенно подобравшись, оказывается рядом со мной, сверкая своими глазищами. — Сынок! — услышав шум в прихожей, громогласно вещает она. — Хорошо, что пришел! Эта пигалица смеет меня оскорблять!
Сергей материализуется в дверном проеме,
— Ваш муж не придет? Мы бы с ним все решили куда спокойнее, — обращается ко мне, не мигая вглядываясь в мое раскрасневшееся лицо.
— Нет. Мы в разводе, — пытаясь создать впечатление собранной и непоколебимой женщины, привыкшей решать свои проблемы самостоятельно, стараюсь смотреть ему прямо в глаза.
— И немудрено! Видать, он далеко не глуп, раз вовремя от тебя слинял! — привлекает мое внимание Светлана Викторовна.
— Мама! — пресекает поток ее болтовни мужчина, не оставляя ни малейшего сомнения, что давно привык к производимому своим командным тоном эффекту. Женщина, молча, устраивается на стуле, но вновь заговорить не пытается, пока ее более сдержанный отпрыск пытается найти пути решения нашего конфликта.
— Тогда, может быть, ваш отец или сожитель? Кто-то, хоть отдаленно напоминающий спокойного рассудительного человека?
— Это вы так ненавязчиво назвали меня истеричкой? — вскакивая со стула, готова рвать и метать.
— Нет, просто не привык решать вопросы с женщинами…
— А придется, потому что я не намерена никого отвлекать только лишь потому, что у вашей матери проблемы с социальной адаптацией!
— Видишь? — направляя на меня свой указательный палец, кричит соседка. — В моем же доме!
— Вместо затрат на покупку жилья, лучше бы потратились на мозгоправа! У вас явные проблемы, если она думает, что я подпишу это соглашение!
— Как миленькая подпишешь! Иначе встретимся в суде!
— И пожалуйста!
— Замолчите! Обе! — гаркает так, что волосы на затылке начинают шевелиться, и мы беспрекословно прекращаем свою баталию, одновременно усаживаясь на места.
— Что это? — бегло взглянув на бумаги, интересуется у хозяйки Сергей?
— Долговая яма, в которую ваша мать вознамерилась меня посадить!
Он встает, выуживая из потайного кармана шариковую ручку в металлическом корпусе, и исчезает в прихожей, оставляя меня на растерзание этой фурии.
— Я тридцать семь лет преподавала, — недовольно произносит соседка и затихает.
— И что? — вымучено вздыхаю, так и не дождавшись продолжения.
— А то, что можешь не скалить здесь свои зубки. Я таких щелкала, как орешки.
— Весьма ценное замечание. Впредь постараюсь относиться к вам с пониманием. Все-таки общение с трудными подростками накладывает свой отпечаток.
— Знаешь, что, дорогая? — но все ее мысли на мой счет остаются так и невысказанными, поскольку вновь появившийся в кухне Сергей, уже пригвоздил ее взглядом к стулу, мешая озвучить свое недовольство.
— Что ты вычеркиваешь? — переключает
— Лучше скажи, кто тебя надоумил составить такую смету?
— Что значит «надоумил»? По-твоему, я не в состоянии оценить ущерб без посторонней помощи?
— Мам, кончай устраивать цирк! Посмотри сериал по ящику, позвони в управляющую компанию, поскандаль с ними из-за потухшей лампочки в подъезде… Да что угодно! Только перестань отвлекать меня из-за ерунды! Как вас там? — спрашивает уже меня.
— Маша.
— Так вот, Маша, такая сумма вас устроит? — быстро сосчитав и выведя ровным почерком цифру в углу бумаги, интересуется он. Не сказать, что я в восторге, но и ужаса от увиденного не испытываю, поэтому быстро киваю, чувствуя, как сердце постепенно выравнивает свой ритм.
— Да, ты не в себе! С чего это ей такие поблажки! — заглянув ему через плечо, разоряется жертва потопа.
— С того, что обратись ты в суд, на большее рассчитывать не придется. А вы постарайтесь больше не устраивать наводнений, я уже сыт по горло вашими визгами.
Вот так, одной фразой он перечеркивает все то хорошее, что я успела к нему почувствовать за последние пару минут.
— Простите конечно, но, чтобы ваша мать, наконец, меня услышала, приходиться с ней общаться на привычном для нее языке.
Он опять ухмыляется, засовывая ручку в карман, и неторопливо встает, демонстрируя мне всем своим видом, что наш разговор подошёл к концу. Меня не надо просить дважды, поэтому я немедленно следую его примеру, ни разу не взглянув на свою соседку, чье шумное пыхтение не услышит разве что только глухой, и оставляю эту парочку позади. Не знаю где, кем и при каких обстоятельствах решается, какие еще испытания послать на человеческую долю, но от мысли, что до конца своих дней я буду терпеть гонения со стороны этой прыткой Светланы Викторовны, которая так и пышет здоровьем и неиссякаемой энергией, в душе зарождается чувство вселенской несправедливости. Остаток дня я пребываю в состоянии нервозности, не нахожу в себе ни сил, ни желания заняться приготовлением ужина или уборкой, пытаясь решить, где же мне изыскать ресурсы для выплаты своего долга. Если когда-нибудь я разбогатею, я скажу твердое «Нет!» многоэтажкам, перебравшись в небольшой домик в тихом районе… Или большой, но, главное, без живущей по соседству учительницы, истосковавшейся по возможности почитать кому-нибудь нотации. Успокаиваюсь я лишь к полуночи, когда заканчиваю очередную валяную куклу, в последнее время пользующуюся спросом у моих покупателей.
— Это грабеж, детка, — выносит свой вердикт Света, услышав затребованную женщиной компенсацию.
— Объясни это ей, — рассчитывая покупателя, соглашаюсь с девушкой.
— И что теперь?
— Ничего, заплачу и буду молить Бога, чтобы она забыла дорогу к моей двери. Анна Федоровна звонила. Говорит, что к вечеру Ира должна родить. Украшение детской комнаты я беру на себя, — перевожу разговор в другое русло, не желая и дальше болтать на тему моего полнейшего невезения.