Подготовка смены
Шрифт:
Поговорили мы с ними и об отличиях нашего социума от привычного им. Ну, о тех, о которых можно говорить с посторонними. Коснулись и того, что у нас мозги народу компостировать стараются в меру, не снося крышу и не вгоняя в неадекват. Их участники тавромахий — это же цвет их народа. Разумно ли жертвовать им даже во славу богов? Если богам не безразлична судьба чтущего их народа, могут ли им быть угодны такие жертвы? Хрен знает, какие там ассоциации перемкнуло при этом в мозгах у Пасифаи, но взвилась она, как наскипидаренная. И понесла пургу об отваге, о благочестии, о священном долге перед богами и наследием великих предков, а главное — перед своим народом. Забыла уже благополучно, как сама же объясняла нам и вполне рациональные причины благочестия их молодёжи, опасного для многих и самоубийственного для некоторых. Начала она ещё более-менее спокойно и с фирменным коринфским выговором, даже своими словами, но вскоре, накрутив сама себя, повысила тон и сбилась на акцент и на штампы пропаганды, зажестикулировала, а там уже, войдя в раж, орать начала во весь голос,
В общем, мозги у этих древних народов засраны пропагандой капитально. И не официоз же давно, а просто фанатизм ностальгантов по временам оным. Каким же тогда был официоз тех времён оных? Эталон тут, скорее всего, фараоновский Гребипет, но уж очень похоже, что и минойский Крит в этом отношении не сильно от него отставал.
Но много ли от этого толку? Покуда за пропагандой административный ресурс, попробуй-ка не продемонстрируй лояльности ему! Ну так и цена же той лояльности — ага, соответствующая. Последние династии фараонов того же Гребипта — сплошь иноземные. Перед ассирийским завоеванием, например, правили вообще нубийцы, а массам, ко всем им лояльным одинаково, по всей видимости, было вообще похрен, кто на текущий момент у власти. Сами меж собой разбирайтесь, только с нас лишнего не дерите, да мозги гребите нам поменьше. Так же и персам потом слились, когда те пришли. Крит и сам меньше того Гребипта, и запас прочности соответствующий. Он и рухнул раньше, но схожим образом — через стадию власти ахейцев, приход которых как-то не вызвал массовой борьбы против них. Настозвиздили вы все там в своём Кноссе, ну вас на хрен, мозгогрёбов! Потом — да, и ностальганты появились, тупо повторяющие зады прежнего официоза и ни хрена нового предложить не способные. В Гребипте пару раз даже успех имели, но кратковременный, потому как и настозвиздить массам снова успевали быстро. Последнюю попытку, больше балаганную, чем всерьёз, мы с Хренио и сами наблюдали в Дельте. Я ведь рассказывал о тех событиях? А на Крите местных ностальгантов не хватило и на это, и уже понятно, что и хрен хватит. Ну так и какой тогда смысл? Сама же эта пламенная агитахтерша Пасифая Алларийская, этеокритянка по происхождению, но греческая гетера по профессии, являет собой нагляднейший пример всей тупиковости этой ностальгии по временам оным.
Настроив энергетику на самый оптимальный режим защиты от всех выплесков её бьющих через край эмоций, мы переглянулись, покивали головами, поухмылялись, и я резко блокировал её подключку к эгрегору. Киваю нашим, и мы начинаем ей дурашливо аплодировать. Даже критянки, обе девки, и их мамаши, просекают, что что-то не так, а мы уж хохочем, и наш молодняк хохочет, и гетеры, и даже их служанки. До критянок и трети юмора не дошло, но то, что ихняя ораторша, распалившись до полной утраты всякой связи с реальностью, вещает нам на языке, которого мы не знаем и знать не можем, доходит уже и до них. Первыми присоединились к нашему хохоту девки, а за ними и их мамаши. Это и сбило агитахтершу с панталыку окончательно. Замялась, захлопала глазами, спохватилась, въехала, осознала — и расхохоталась сама. После чего сказала, что вот как раз поэтому-то и не набирают к себе испанцы таких, как она. Медленно и простыми словами, чтобы было понятно критянкам, но по-гречески, чтобы было понятно и нашим. А Волний добавил, что как раз вот о таком выносе мозгов и начинался этот разговор, и знаками ещё показал для наглядности. Есть это, конечно, и у нас, совсем уж без этого нигде не обходятся, но у нас этого намного меньше, потому как не в почёте. И снова девки рассмеялись, и видно уже, что не боятся, а сами к нашим хотят. Языковый барьер никуда не исчез, как и этнический, но ментальное взаимопонимание схожих характеров — вот оно, уже наметилось. Мамаши тоже заулыбались, но задумчивее. Поняли же и контекст. У греков стервозная баба разве проблема? Дал муж по шее, она и заткнулась. Не берут стерв там, где с бабой считаться принято больше, чем у греков. Ну так и что тогда теряют их дочурки на такой чужбине?
В последующие дни мы порешали вопрос с отпуском отобранных девок замуж за бугор и с основняками критских общин. С большой неохотой, конечно, те соглашались, но куда тут денешься, когда и сами девки хотят, и мамаши ихние согласны, и женихов же дефицитных для оставшихся невест больше остаётся? Проблема ведь для критских общин серьёзная. И хотя в античном мире не кобыле легче, когда баба с возу, а ишаку или паре волов, сильно ли от этого меняется суть? Вопрос же не только по этим двум решался, а и на перспективу. У них шмакодявки подрастают, для которых хоть и есть пока женихи, но тоже не всем гарантированы, потому как тоже часть погибнет в наёмниках или пиратах. И кому тогда тех, для которых женихов не хватит? Если не на произвол судьбы, а в хорошие руки, то почему бы и нет? Обидно то, что лучших забираем, а не тот третий сорт, который они и сами с удовольствием бы нам сбагрили, но с другой стороны, за их судьбу меньше и тревоги — не пропадут такие и у нас. Разъяснили
Других девок, о которых говорила Пасифая, тоже посмотрели и потестировали. Это увезти всех мы на этот раз не могли, но взять на карандаш для будущей оказии могли вполне. Карфагенский вербовщик сам едва ли время выкроит, но за уже отобранными он найдёт кого послать. Из пяти двух забраковали, объяснив гетере причины браковки, зато трёх других одобрили. Подождать они могут, из Карфагена не так долго, а на следующий год будет уже отдельный вербовщик и для Крита. Раз уж наметился такой источник, дело того стоит. Говорили нам и о других, но не было уже времени их смотреть — судно долго ждать не будет, а нового подходящего дождёшься нескоро. Мы из Коринфа в Афины хрен нашли подходящее, потому как мало больших, и все их рейсы загодя расписаны. А время беспокойное, и разделяться стрёмно, а тут ещё и бабы, которым и удобства какие-никакие вынь и положь. И в Афинах ещё две добавились, а теперь вот ещё две и в Фаласарне. Да и Эолай к набегу на побережье Пелопоннеса готовится, и сейчас он ещё может послать пару гемиолий со своими хулиганами для нашего сопровождения, а через неделю все его люди и все корабли будут нужны ему самому.
— Пасифая эта, которая Алларийская — баба, конечно, сложная и своеобразная, — охарактеризовал её Волний после того, как пообщался с ней поближе с парочкой ночёвок, — Не дура, мозги и в башке тоже на месте, но с её обезьянистой натурой подолгу её такую выдерживать невозможно. В том, что не её конёк, такая же кошёлка, как и все гречанки — Эрлия, к тебе это не относится, — та улыбнулась, — Но о тавромахии, о своём Крите и об его великом прошлом может говорить хоть часами, если на какую-нибудь больную мозоль ей ненароком не наступишь.
— А ты не наступай на больные, а наступай на здоровые! — посоветовала Отсанда под хохот подруг, — Мы год среди таких выдержали, и она ещё не самый тяжёлый случай.
— Да я догадываюсь. Но как тут не наступить, когда у неё эти больные мозоли на каждом шагу? Вы же историю Тартесса с нашей школотой изучали? Хотя — да, вам же не Миликон уже её читал, а Рузир. Ну, официоз тот же самый, а ведь прикинь, если Тартесс был весь из себя такой, что лучше не бывает, а Гадес и Карфаген такие бяки и буки, как их велено считать, так какого же тогда рожна вашей дыркой накрылись не они, а прекрасный и замечательный Тартесс? Рузиру — да, такие вопросы задавать не рекомендуется. Ремду, моему младшему брату, он как раз за них и вывел посредственно. А нам Миликон читал и тоже морщился, но ему такого рода вопросы задать было можно. Он морщился, а иногда и сопел, но объяснял, как знал сам, и с ним можно было нормально обсудить все недостатки реального Тартесса, а не того официозного, который якобы весь из себя превосходный, но только почему-то рухнул. В моём классе никто не доставал его такими вопросами больше меня, но Миликону это не помешало поставить мне отлично.
— Точно, девчата, — поддержал Артар, — Мой класс следующий был, и со мной та же самая история вышла. Но нам он уже и читал этот курс с учётом того, что наслышаны и спросим ведь, не постесняемся.
— Повезло вам, мужики! — не без зависти проговорила Симана.
— Крупно повезло, девчата, — подтвердил мой наследник, — И вот теперь, после этого — представьте себе. Объясняешь этой Пасифае, что не с чего рушиться государству, в котором всё нормально и по уму. Пока объясняешь на примере нашего Тартесса, она всё понимает. Когда объясняешь на знакомых ей греческих примерах вроде Спарты, понимает всё, и многое с ней можно обсудить, и сама ещё немало интересных моментов подскажет. Но никто из вас не пробовал спросить её, отчего рухнул минойский Крит?
— Ты рискнул? — обомлела Дахия, — И каков был результат?
— Жив остался, как видишь. Но какую истерику она способна закатить, вы все и сами видели тогда, на пляже, — все наши грохнули от хохота.
— Но в постели хороша? — спросил Артар, — По этой части таких стерв хвалят!
— По этой части — да, при равных прочих стерва вне конкуренции. Но в жизни и прочие не равны, и баба не по одной только этой части, а в общем и целом наши — лучше в десять раз, — Волний приобнял за талии Отсанду и Эрлию.
Служанки гетер захихикали, когда им перевели с турдетанского на греческий, а когда Гелика, служанка Эрлии, пояснила критянкам, что её хозяйка сама среди наших ещё месяц назад не числилась, захихикали и они…
11. Кирена
— Это уже сделано, дядя Максим, — ухмыльнулся Миркан, перехватив мой взгляд на растение сильфия со зрелыми и готовыми к сбору семенами, — Если ещё и не прибыли в Карфаген, то в пути. Хоть и не понимаю я, зачем деду очередная попытка сделать то, чего никто ещё не смог сделать успешно, но он поручил — я исполнил. Не так дорого обошлись эти пять амфор отборных семян по маленькой горсти с множества разных растений, чтобы переживать о пущенных на ветер деньгах.