Подкидыш
Шрифт:
–Завтра, – ответила Ишрак.
Стоявший с нею рядом Томмазо вытащил стебелек аконита из пучка у себя на шляпе и кинул его вниз, стараясь попасть в оборотня. Тот испуганно шарахнулся.
–Ну вот! – торжествующе сказал тот же крестьянин. – Видели? Вон как «волчьей отравы» боится! Это оборотень, и никаких сомнений. Так что надо его прямо сейчас и прикончить. Откладывать нельзя. Нужно убить его, пока он слабый.
Кто-то поднял с земли камень и швырнул в оборотня. Камень угодил ему в спину. Он дернулся, злобно оскалился и шарахнулся в сторону, словно надеясь прорыть себе в высокой стене медвежьей
Крестьянин повернулся к Луке:
–Ваша честь, у нас серебра не хватит, чтоб наконечник для такой стрелы выковать, так нельзя ли нам, если, конечно, у вас при себе сколько-нибудь серебра имеется, выкупить его у вас? Мы бы очень вам за это благодарны были. А иначе придется ехать в Пескару к ростовщикам, на это еще несколько дней уйдет.
Лука вопросительно глянул на брата Пьетро.
–Есть у нас немного серебра, – осторожно сказал тот, – но это священная собственность церкви, и я…
–Мы можем продать вам немного серебра, – распорядился Лука. – Но все же до наступления полнолуния убивать этого зверя не станем. Я хочу собственными глазами увидеть, как он в волка превратится. Если это произойдет, то все мы поймем, что не ошиблись и это именно оборотень. Тогда мы успеем убить его даже в волчьем обличье.
Крестьянин кивнул и сказал:
–Хорошо, но серебряный наконечник мы на всякий случай прямо сейчас изготовим. – И он вместе с братом Пьетро направился в гостиницу, на ходу решая, какова справедливая цена для такого количества серебра.
Лука только вздохнул, чувствуя, что нервничает, как мальчишка, повернулся к Изольде и неуверенно спросил:
–Я, собственно, еще раньше хотел спросить… Дело в том, что тут только один обеденный зал… в общем, не пообедаете ли вы с Ишрак сегодня с нами вместе?
Ее, похоже, несколько удивило это предложение, и она сказала:
–Но я полагала, что нам с Ишрак лучше поесть у себя в комнате.
–Зачем, если вы обе можете удобно пообедать за большим столом вместе с нами, – возразил Лука. – Тем более зал у них рядом с кухней, а значит, и еду на стол будут подавать горячей, только что из печи. Нет, никаких возражений, вы будете обедать с нами вместе!
Она смущенно опустила глаза, щеки у нее порозовели.
–Я бы с удовольствием…
–Пожалуйста, прошу тебя, не отказывайся, – уже смелее заговорил Лука. – Мне бы заодно хотелось спросить твоего совета… – Он запнулся, не зная, что придумать.
Изольда сразу заметила его замешательство и быстро спросила:
–Совета о чем? – В глазах ее так и плясали смешинки. – Ты ведь уже решил, как поступить с этим оборотнем. А скоро получишь новое распоряжение относительно вашего следующего расследования. Какое значение имеет для тебя мое мнение?
Он печально улыбнулся и признался:
–Не знаю. Мне нечего сказать – я так ничего и не придумал. Мне просто хотелось побыть с тобой. Мы ведь путешествуем вместе – ты, я, Пьетро, Ишрак, Фрейзе, который поклялся быть твоим верным рыцарем… Вот я и подумал, что хорошо бы нам провести этот вечер вместе.
Изольда улыбнулась, услышав это искреннее признание, и тоже не стала скрывать своих чувств:
–Я тоже была бы рада провести этот вечер в твоем обществе. – Ей почему-то очень хотелось прикоснуться к Луке, положить руку ему на плечо, подойти чуть ближе.
Она понимала, что ведет себя глупо; что даже стоять так близко от воспитанника монастыря, готовящегося стать священником, – уже грех; что она нарушает принесенные ею святые обеты. Заставив себя чуть отступить назад, она как ни в чем не бывало сказала:
–Хорошо, мы с Ишрак придем к вам на обед, а до этого постараемся привести себя в полный порядок. Ишрак уже заставила хозяина гостиницы притащить в наш номер ванну. Они тут считают полным безрассудством мыться, когда еще и Страстная пятница не наступила. Ведь именно тогда, раз в год, они и моются. Но мы проявили настойчивость и заверили их, что от мытья ни в коем случае не заболеем.
–Значит, я вас жду, – сказал Лука. – И вы будете такими чистыми и красивыми, словно сегодня Пасха. – Он спрыгнул с платформы и протянул к Изольде руки, желая помочь ей спуститься. Она позволила ему это, и он, уже поставив ее на ноги, не сразу убрал руки с ее талии, словно хотел убедиться, что она вполне уверенно стоит на земле, и на мгновение почувствовал, как и сама она слегка к нему прислонилась. Нет, он не мог ошибиться! Впрочем, она тут же на крошечный шажок от него отступила, и он исполнился уверенности в том, что, конечно же, ошибался. Он совсем запутался и ничего не мог понять по поведению Изольды. Он и вообразить себе не мог, какие мысли посещают ее прелестную головку. Он знал лишь, что они оба связаны обетом безбрачия, а потому так и не решился снова к ней приблизиться. Пока что с него было довольно и ее обещания пообедать с ними вместе; кроме того, она сказала, что ей это будет очень приятно. Уж в этом-то он, по крайней мере, не сомневался.
Когда Изольда и поджидавшая ее Ишрак исчезли за дверями гостиницы, Лука, сильно приободрившись, взглянул на Фрейзе, полагая, что тот заметил одержанную им маленькую победу, но тот в его сторону даже не смотрел. Он не сводил глаз с оборотня, который в данный момент крутился на одном месте, как это делают собаки, когда хотят лечь. Когда зверек наконец улегся и затих, Фрейзе объявил собравшимся зрителям:
–Ну вот, теперь пусть он поспит. Представление окончено. Можете снова прийти завтра.
–Только завтра мы будем смотреть на него уже даром, – заявил кто-то. – Это наш оборотень! Это мы его поймали, и нечего тебе с нас драть плату за то, чтоб мы его увидеть смогли!
–Все так, но кто его кормил-то? Я! – сказал Фрейзе. – А мой господин платит за его содержание. И это он будет вести следствие, а потом, может, и казнит вашего оборотня с помощью серебряной стрелы. Так что это еще вопрос, кому он в данный момент принадлежит.
Крестьяне еще немного поспорили с ним насчет платы за возможность посмотреть на чудовище, а потом Фрейзе выпроводил всех со двора и запер ворота. Лука к этому времени уже ушел в гостиницу, и Фрейзе, заглянув на кухню, спросил у поварихи, пышнотелой темноволосой женщины, уже успевшей испытать на себе воздействие самой неотразимой лести, на какую он только был способен: