Подкова на счастье
Шрифт:
— А нам долго ехать? — спросил Лешка, поглаживая Грома. — Там больница?
— Недолго, ещё сутки где-то… Нет, не больница. Просто живёт одна женщина… — Тим подумал и добавил: — Она тебя точно вылечит. У неё сейчас один парень, серб. Его привезли вообще никакого. Под наркотой. А сейчас всё нормально.
Конечно, он не знал, как там — нормально или нет. Ведь даже Игорь пока не вернулся, не рассказал, как и что. Но подбодрить Лёшку хотелось. Тот кивнул и сказал:
— Ты меня всю ночь вёз? Ты поспи, если хочешь, а я покараулю. Мне не скучно, я привык один…
— Посплю, — согласился Тимка. И спросил: — А твой отец — он кто?
— Бизнесмен, — ответил Лёшка, трепля Грома за ухо. — Мы богатые, без хвастовства продолжал он, — только вот видишь, есть вещи, ко-торые не купишь…
"Нет, дядя, — подумал Тимка, — не дам я рассказать. Не надо так. Нельзя так, нечестно…" — а вслух сказал:
— Я правда посплю… Да ты не бойся, тут никто не нападёт.
Лешка улыбнулся:
— А я и не боюсь.
И Тимка понял, что он и правда не боится. Чего мог бояться этот мальчишка?
— Через четыре часа разбуди, — коротко сказал Тимка, одеваясь…
…Тимка проснулся от разговора — сильно устал, сам того не заметив, раз не ощутил, как подошли люди. На всякий случай, оставаясь неподвижным, приоткрыл глаза.
Всё было нормально. Около Лёшки устроились двое молодых мужиковстароверов и Гюнтер Науманн. Все были с ружьями и все внимательно слушали Лешку. А тот рассказывал:
— …а мама ему и говорит: "Но ваша политкорректность зашла слишком далеко. Я не говорю уж про кино: мало того, что у вас негр — рыцарь Круглого Стола, мало того, что у вас женщины в спецназе, мало того, что у вас Шерлок Холмс — голубой, так у вас ещё и в жизни — президент выбран из числа слабоумных…
Мужики сдержанно заржали. Тимка сел, и Науманн погрозил ему пальцем:
— Плохой сторож брату своему.
— А кто тут тронет? — Тимка зевнул и потянулся. — Добрый день… Одни свои — чай, тайга, а не город.
Ответ был удачным и тоже вызвал смех. Тот из староверов, что помладше, покачал головой:
— Если на Курган — то промазали.
— Ну вот, — огорчился Тимка. — Сильно?
— Да не… Вообще и тут можно доехать, но дольше. Ты пруд справа обогни и держи так, чтоб солнце всё время за левую щёку катилось. До ночи не успеете. А утром там рядом, не заблудишься.
— Охотитесь? — Тимка обулся и начал собираться.
— Да вроде того, — кивнул Науманн. — Проводили бы, да…
— Не надо, — отмахнулся Тимка. Науманн сказал Лёшке:
— Ихь фройе михь зэр зи кэнэцулернен. (1)
Лёшка улыбнулся и ответил:
— Ихь данке инен фюр ирэ ауфмэркзамкайт, (2) — потом добавил: — Ихь фюле михь ецт воль…(3)
Науманн коротко улыбнулся и потрепал, нагнувшись, Лешку по волосам…
…Везти в таком положении мальчишку, который не спит, было как-то неудобно, даже унизительно — ну, по крайней мере, так казалось Тиму. Но Лешка вроде бы не имел ничего против. А Тимка думал, что это буде огромной несправедливостью — если Полуденица не сможет помочь. И в то же время его одолевали сомнения: если болезнь в такой уже стадии, то, наверное, ничего не сделаешь…
1. Очень рад с тобой познакомиться.
2. Благодарю за внимание.
3. Я сейчас себя хорошо чувствую.
Второй раз Тимка остановился, когда начало темнеть. На этот раз он уже точно узнавал местность — они тут проезжали, не ошибёшься — и злился на себя за то, что запутался. Нет, никогда ему не быть настоящим лесовиком…
— Ты в туалет не хочешь? — спросил он напрямую у Лёшки. Тот покачал головой:
— Мне нечем. И потом, на мне памперс…
— Чёрт, я запасного не взял ничего, — признался Тимка. Ему очень хотелось есть и в то же время он понимал, что при Лешке есть как следует не сможет. Шевельнулась и досада на дядю: уж с этим-то мог и надоумить! Но Лёшка покачал головой:
— Не надо… Только… — он помялся. — Ты очень спать хочешь?
— Да нет, не очень, — ответил Тимка.
— Тогда… Понимаешь, я выспался… Ты посиди, не спи, если можно, со мной, хорошо?
— Да конечно, — Лёшка почему-то смутился. — Я только за водой схожу. И Гром тут будет… Смотри, он тебя не боится.
Действительно, пёс снова свалился около Лёшки. Тот, с удовольствием перебирая собачью шерсть, спросил:
— А почему он должен меня бояться?
— Собаки боятся умирающих, — сказал Тим. — Так что ты ещё поживёшь, не думай, — и пошёл за водой к близкому ручью.
Он думал, что придётся говорить самому или слушать Лешку, но тот просто лежал молча. Ну что ж… Тим и правда не так уж хотел спать — он скрестил ноги и удобней устроился у огня, достав из вьюка книжку, которую ему дал Яр. Нельзя сказать, что Тимка пристрастился к чтению, но книги начал ценить больше, чем раньше. А на том, чтобы он прочитал эту, Яр буквально настаивал. Книжка называлась "Страна багровых туч" каких-то Стругацких, и Тим уже начал её — в Светлояре. Какое-то время он читал и так увлёкся, что вздрогнул, услышав голос Лешки:
— Извини… Ты не почитаешь вслух? Я раньше много читал, а последнее время…
— Да ради бога, — Тимка немного покрутил торсом, уперев руки в бока — тело затекло от сидения — и, устроившись удобнее, начал: — "Жизнь на планетолёте шла своим чередом…"…
…Лёшка плакал. Тимка как-то не сразу это заметил, сам увлёкшись чтением, но потом сообразил, что происходит и испуганно спросил:
— Ты что?! Тебе больно, да?!
— Не хочу умирать, — сказал Лёшка. — Не хочу умирать, не хочу, не хочу… Я не смерти боюсь, ты не думай. Я столько всего хотел в жизни сделать… Не для себя. У меня всё есть. Я столько хотел для других сделать, я бы стольким помог… а теперь… Не хочу умирать, не хочу!!!
— Ты что, Лёнь, — Тимка отложил книжку, опустился возле больного на колено. — Я тебе отвечаю: ты вылечишься. Серьзно, без балды. Ты просто не знаешь, какая там ведунья. Все эти зарубежные центры ей в подмётки… Вот завтра сам увидишь!
— Почитай ещё, — всхлипнул Лешка, прикрывая глаза. — Я не сплю. Я слушаю.
17. СЛОВО ВЕДУНЬИ
Рокот и Гром на курган не пошли. Они не боялись, не дичились — просто встали намертво. Тимка (ему, если честно, здорово хотелось спать) зачертыхался, потом снял Лешку с вьюка, устроил на траве, расседлал коня и, чертыхнувшись ещё раз, понёс Лешку на руках. Он не знал, что делать. Может, взойти на вершину и кричать? Или ждать у подножья? Лешка смотрел по сторонам и молчал, придерживаясь одной рукой за шею Тима. Кажется, ему было не по себе.