Подлетыши
Шрифт:
Воспитатели уверяли Дегтярева, что осенью ребят проводили на стройки пай-мальчиками, искали причину их взбалмошности в чьем-то дурном влиянии.
«Выходит, и мои первогоднички, — беспокоился Дегтярев, — вернутся в училище разгуляями?»
А тут еще, спустя полмесяца после проводов ребят на БАМ, в городе оказались трое из группы Паркова — сбежали. Трудновато показалось на стройке…
Илья помчался в командировку к практикантам.
За окном вагона как бы переступали с ноги на ногу, медленно кружились в вальсе весны голенастые лиственницы, березы. Где-то горела старая трава, и запах луговой гари напомнил Илье о деревне. Он скучал по матери и, как в детстве, хотел домой. Был дома — ему не хватало ребят и Галины Андреевны. В училище тосковал о доме.
На перевалочной станции Дарга Дегтярев пересел в поезд местного значения — два жестких вагона, списанных с больших дорог, полны пассажирами, локомотив тоже помятый, старчески пыхтящий. Пассажиры молодые, загоревшие до кирпичного цвета — так можно загореть на севере рано весной, на резком ветру.
Локомотив, чихая и фыркая, но зато шустро насвистывая, с ленцой тянул вагоны по новым, необкатанным рельсам. Навстречу поезду еще не успели наставить предупреждающих знаков, будок стрелочников тоже пока не видно. Никакой график не подгонял поезд, не придерживал на стрелках. Поезд сам по себе, где надо, набирал скорость — и тогда, как люлька, раскачивались скрипящие вагоны, — либо двигался кое-как, словно задремывал на ходу или закуривал, как дед, трубку. Неожиданно среди сопок расплескивалось зарево новостройки, — поезд останавливался. Илья видел в окно близкие звезды, черную стену леса. Шумные пассажиры сходили, садились новые — и снова неторопкий перестук колес…
Еще год назад толчея сопок, обгоревшие лиственницы вечно слушали зимой вьюгу, летом — гул водопадных речек, металлический крик одиноко летящего ворона. А нынче на пологом склоне одной из сопок росли каменные дома станции Нерги, сновали грузовики и самосвалы, надсадно гудел бульдозер, сталкивая лиственничные пни в овраг.
Видит Дегтярев: пятеро ребят из группы Паркова чистят траншею под электрический кабель. Запачканы глиной, с обветренными, загрубевшими лицами.
— И давно у вас такая поучительная практика? — спросил Дегтярев у понурых ребят.
— А как приехали… То канаву роем, то машины разгружаем. Или ничего не делаем.
Дегтярев посидел с ребятами, узнал, как они «монтажничали», и велел:
— Берите лопаты, кирки, идем к бригадиру.
Бригадир, рослый, средних лет, корпел в вагончике над какими-то потрепанными бумагами.
— Фу-ты, башка надвое раскалывается, — хлопнув рукой по лбу, произнес, не то жалуясь Дегтяреву, не то просто так сказал. — А вы представитель из училища? Говорите, ваших корефанов не учим, а мучим? Траншею выкопать монтер тоже обязан уметь… Если жалко вам их, — бригадир небрежно, как на неодушевленные предметы, кивнул в сторону открытой двери на ребят с лопатами, — можете забрать, скучать не буду, только спасибо скажу.
— Не зарекайтесь! — выпалил Илья. — Придет время, заскучаете. Крокодильи слезы по нас будете лить. В ножки упадете…
О чем можно было разговаривать с душевно черствым человеком? Мастера и прораба в это время не оказалось на объекте. Дегтярев вышел из душного вагона, сел на пенек среди берез, от зла молчалив; попадись ему сейчас мастер Парков, ох, не сдобровать бы тому!
«А может, он заболел? — успокаиваясь, подумал Илья. — Или в другом месте с ребятами… Мало ли что…»
Подростки несмело жаловались на монтеров, которые никак не хотели замечать их, учить. Дегтярев кивал в ответ, а сам мысленно прикидывал: «Ну, сорву я с места удальцов и куда пристрою?.. По Восточному БАМу развезли сто «наследничков». Что и говорить, они пока еще бригадам не подарочки. Больше мешают, чем помогают. Но кому-то их надо учить? Мастеру по всей дороге не разорваться».
До вечера Илья обошел объекты, где работали монтеры: котельную, пилораму, школу… Присмотрелся к электрикам.
Вечером рабочие сходились в вагончик усталые, молчаливые.
— Так, значит, вы замполит? — едко спросил Дегтярева подвижный, как шарик, монтер и включил ослепительную, ватт на пятьсот, лампу. Все зажмурились, потом смотрели с прищуром. — Замполит, значит? — продолжал монтер. — Вот и расскажите нам, чему вы учите огольцов в училище? Как мясо да хлеб лопать?..
— Ребята — ух, работают до двух, — неслись к Дегтяреву насмешки.
Илья сидел за столом, сбитом на скорую руку из неоструганных досок, никому не мешал высказываться и подсмеиваться. Он впервые встретился лицом к лицу с рабочими, которым надлежало помочь пока еще неумелым подросткам стать монтажниками. Дегтяреву пришлось выслушать немало неприятного: и то, что касалось его, замполита, и что директора, старшего мастера…
Наконец монтеры разом стихли, насупились. Дегтярев поблагодарил их за прямые, откровенные слова, многое признал верным. Толкнул ладонью дверь, распахнул. Свежий воздух, настоенный на хвое, вереске, багульнике, хлынул в прокуренный вагончик, колыхнул жаркую лампу, обволок туманом лица монтеров. Илья тихим голосом, хотя в душе кипя, обратился к монтерам:
— Вы хоть знаете, кого посадили в траншею?.. Даже не поинтересовались. Некогда. Так я вам скажу: один из детдома, круглый сирота, двое росли без отцов. Мальчишки с малолетства не знали строгой мужской доброты, не слышали напутствий от друга-мужчины. Вам бы видеть, как они рвались на БАМ — к сильным духом, честным, отзывчивым стремились… Да, видно, промахнулись, не к тем попали. Видно, здесь, в вашей бригаде, трясутся из-за каждой копейки, боятся на учебе практикантов потерять время-деньги. Где ж им, бедолагам, делу-то научиться, от кого? Неужто им век горе мыкать подлетышами?.. — Осекся, как бы в мыслях зайдя в тупик, и снова, сдерживая голос: — Сегодня вам безразлична судьба моих ребят, а завтра они так же отнесутся к вашим сыновьям. По традиции, так сказать…
— А мастер Парков на что? — угрюмо спросил бригадир. — Его корефаны, пусть он наставляет их.
— С Паркова будет спрос особый, — ответил Дегтярев, — за то спросится, что не сумел он вам как следует показать ребят. Думаю, вам понятно, что я имею в виду. Но и вы, товарищи мужчины, за мальчишек в ответе.
Монтеры вдруг заспорили между собою, кто должен учить ремеслу подростков — рабочие или мастер. Бригадир сцепил руки на столе, на руки опустил квадратный подбородок, глядел то на монтеров, то на замполита. Он будто только что проснулся и не мог взять в толк, из-за чего разгорелся сыр-бор.
— Ладно! Молчок! — сказал наконец. — С пацанами мы маху дали, и нечего оправдываться. Надо признаться, попали впросак…
Утром монтеры, самые опытные и общительные, увели за собою ребят. Дегтярев, одет по-рабочему, три дня не покидал бригаду, — до тех пор не покидал, пока не убедился, что подростки приставлены к действительно знающим, отзывчивым людям. Значит, толк будет.
Илья приехал к Ергину. В закрытой подстанции двое ребят промывали в керосине какие-то детали, шлифовали медные пластины. Игорь Мороков, в брезентовой робе, закрыв лицо щитком, что-то сваривал в узкой ячейке. А мастер Ергин, чем-то сейчас смахивающий на колхозного бригадира, в брезентовой тужурке, в неизменной восьмиклинке, водил красным карандашом по истрепанной схеме, разостланной на деревянном ящике, возле него склонились трое практикантов.