Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой
Шрифт:
при разводе он возьмет всю вину на себя. Сговорчивому мужу за это заплатили хорошие
отступные, ведь по российским законам, будучи виновным, он больше не имел права
вступать в брак, а еще раньше князь Горчаков “пробил” Акинфьеву, который приходился
ему внучатым племянником, камер-юнкерство при дворе, что дало повод поэту Тютчеву
пошутить, что князь Горчаков походит на древних жрецов, которые золотили рога своих
жертв. Тем не менее бедным влюбленным приходилось
сыновей записывать под вымышленными именами, потому что император Александр II
тормозил развод Акинфьевых в течение шести лет, так как герцог принадлежал к
российской императорской фамилии. Он был сыном великой княгини Марии Николаевны,
любимой дочери Николая I, и приходился царю племянником, и царь мог решать его
судьбу по своему усмотрению. Лишь за год до того, как они оказались за этим столом, развод совершился, и они соединили свои судьбы. А еще через год, 30 января 1879 года, царь дал Акинфьевой титул графини Богарне, тем самым, признав их брак, и позволил
передать имя герцогов Лейхтенбергских его сыновьям с титулом высочество, но с
совершенным отделением от императорской фамилии. После смерти герцога в 1890 году в
Париже его младшие братья заявили свои права на майорат, которым владел герцог.
Обыкновенно майорат составляли родовые имения, но этот майорат был единственным в
своем роде в России, его составляли бриллианты императрицы Жозефины, жены
Наполеона, правнуком которой он был, но им так и не удалось их получить от Надежды
Сергеевны. Крепкая была баба.
Однако через два дня после этого обеда Муся вместе с Диной едет в гости к Кассаньяку, делая вид, что ничего не произошло. Ни слова не говоря про свою свадьбу, он
наговаривает ей кучу комплиментов, называет своей младшей сестрой, лучшим другом, она расслабляется и, перекокетничав с ним, как кошка валяется по полу на ковре, позволяя
ему прижать себя к полу и целовать в губы на глазах у изумленной кузины.
“Господи, я уже говорила вам, что этот человек может увести вас на край света, и вы
ничего не заметите. Но только при этом я полностью доверяю ему, потому что не могу
вообразить здесь дурных намерений, это было бы ужасно при тех прекрасных
проявлениях благородных чувств, выраженных еще более благородными словами. Но
правда и то, что он поцеловал меня в губы и сказал, что сделал это от того, что я слишком
сопротивлялась, хотя поцелуй этот в подобных обстоятельствах был вполне естественным.
Однако мне противно и стыдно перед Диной, которая больше не верит в мою
безупречность. И это, как и все непоправимое, бесит меня, вызывает
меня в отчаянье. Ну, хватит! Дело сделано, и никогда не нужно сожалеть о содеянном, то
есть нужно сожалеть об ушедших радостях, но раз я не могла не делать глупостей, то не
будем и сожалеть об этом, потому что нет ничего более бесполезного и более глупого.
Надо всегда об этом помнить. Я уже стараюсь изо всех сил так и делать, убеждая себя в
невиновности этого господина...” (Неизданное, запись от 30 апреля 1878 года.)
Но ее хорошего отношения к Кассаньяку хватает не надолго. Как всегда, видимо,
подсознательно, чтобы ускорить разрыв она начинает забрасывать Поля и его отца,
Адольфа де Кассаньяка, анонимными письмами. Так она поступала с Одиффре, с графом
Лардерелем, со всеми, кто ее отвергал. Мы не знаем, догадались они, кто им писал, или им
вообще было не до этого, анонимными письма тогда были в моде, а два таких скандальных
журналиста-депутата, как Поль и его отец, вероятно, получали их немало. Она собирает
все порочные сведения про Кассаньяка и его будущую супругу и тоже заносит в дневник, может быть, кое-что из сплетен она и пересказывала в анонимных письмах.
27 июня 1878 года в Париже состоялось венчание Поля де Кассаньяка и Джулии Акар.
Муся в день свадьбы записывает в дневник, что он еще пожалеет об этом, когда она станет
знаменитой, а через два дня посылает ему записку, на сей раз от себя:
“ Мы узнали об этом самом важном и, надеемся, самом счастливом событии Вашей жизни
из газет. Кое-кто был бы разгневан таким невниманием и отомстил бы пренебрежением.
Но я беру на себя труд сказать Вам, что Вам не хватает ума, раз Вы не поняли близких Вам
людей, о чем Вы, разумеется, судите по-своему. Я беру на себя труд сказать, что Вы -
плохой друг и фальшивый брат, чем мы сильно огорчены, особенно я, которая, приняв Вас
всерьез, оказала Вам честь считаться Вашей сестрой”. (Неизданное, 29 июня 1878 года.) Она посвящает себя полностью мастерской, а чтобы не терять времени на разъезды,
завтракает с рабочими в соседней сливочной, где пьет тот же шоколад, что и они, и платит
за завтрак три су. Может быть, это к счастью, что ее роман с Кассаньяком не удался. Он
отнял бы много сил и времени.
“Несомненно, я буду великой художницей! Как же иначе, если каждый раз, что я немного
выйду из комнаты моих занятий, судьба снова загоняет меня в нее! Не мечтала ли я о
политических салонах, о выездах в свет, потом о богатом браке, потом снова о политике?..