Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой
Шрифт:
балов в сезон, по одному каждую субботу, начиная с конца декабря, на последней неделе
карнавала давали три бала подряд. Начинались все балы ровно в полночь.
На балах много плясали, оркестр играл кадрили, переделанные из модных оперных арий, на балах интриговали и морочили кавалеров; светских дам и даже девушек из хороших
семей привлекала туда анонимность и возможность познать те ощущения и ту свободу, которые были им недоступны в аристократических и буржуазных гостиных.
Муся,
Оперу и подговаривает Дину, чтобы та попросила Блана сопровождать ее, Дину, на бал.
Облачившись в костюм, под маской, она садится в карету вместо Дины и молчит всю
дорогу до Оперы, чтобы Блан не узнал ее по голосу.
До четырех часов утра она бродит по коридорам Оперы, следит за Кассаньяком, который
находится там, убеждается, что дамы осаждают его, но сама она не завязывает в эту ночь
ни одного знакомства.
Когда на следующий день мадам Йорк, сдержанная англичанка, рассказывает перед
обедом, каким она пользовалась успехом на балу, как ее тискали, щипали и поглаживали.
Слушая ее, Муся, возможно, с некоторым разочарованием думает, что с ней ничего
подобного в Опере не произошло.
Кто уж подает эту мысль, неизвестно, но дамы снова направляются на чай к Кассаньяку, на
сей раз нарядившись только в черное. Он принимает их, делая вид, что не узнает. Хотя
чего уж тут скрывать, тогда было пять дам в белом, теперь пять дам в черном.
Депутат на коленях ползает перед дамами, сравнивает их ножки, которые они обнажили до
лодыжек, и объявляет лучшей ногу Марии. Кассаньяк целует ее щиколотку множество раз, после чего он открыто предлагает Мусе вступить с ним в связь. Он так нагл, потому что
дамы под масками и интригуют его, а значит, и ему все позволено. Он бахвалится своими
победами над женщинами, и как пресыщенный любовник говорит о том, что нет ничего
скучнее, чем просто добиться женщины. В своих рассуждениях он переходит все границы
приличного и тогда Берта Бойд, Мусина подруга, срывает с себя маску. Анонимность
нарушена. Делать нечего - маски снимают и все остальные дамы. Кассаньяк с
извинениями целует руки налево и направо, просит всех остаться, но мадам Дайенс,
вероятно, как самая старшая, заявляет ему, что им пора уходить. На протяжении всей
обратной дороги Мария упрекает Берту в том, что она поломала так замечательно
развивавшуюся интригу, что надо было продолжать играть по правилам, а по правилам в
период балов многое допускается, только не надо было раскрывать инкогнито молодых
девушек.
В принципе
прежними неудачами, не признается себе в таком желании. Она скорее видит в Кассаньяке
любовника.
“Если я перевела свои мысли с присущей мне резкостью, то они выглядели бы так: я хочу, как можно дольше не выходить замуж, что стать любовницей господина де Кассаньяка.
Ужасно, не правда ли? Не настолько, на сколько кажется. С другим мужчиной это было бы
стыдно, грязно и трагично. Но Кассаньяк так умен, это такой забавный, такой милый
мужчина, с которым так легко, что это покажется... развлечением... достаточно
естественным. Завтра, наверное, я буду стыдиться этих глупостей”. (Неизданное, запись от
14 февраля 1878 года.)
Как мы видим, она не прочь завести себе любовника. Во всяком случае, не исключает
этого. А между тем, в это время за ней ухаживает не один Кассаньяк. Целыми днями за
ней бродит маркиз Мультедо, тоже, как и Кассаньяк, бонапартист, с которым она
познакомилась у сестер Бойд. Он достаточно красив, элегантен и не глуп, однако, не
достаточно богат, чтобы можно было его любить или помышлять выйти за него замуж. Его
ухаживания оставили в дневнике, скрыв маркиза Мультедо под литерой “М”.
“ М. в сущности очень не глуп, особенно для такого светского молодого человека. но в
сравнении с NN это тоже, что сравнивать салонную певицу с Патти...” (Запись от 23
апреля 1878 года.)
Маркиз не раз объясняется ей в любви, ей приятно слышать его объяснения, ей льстит его
настойчивость, была бы она моложе, то может быть, и она бы решила, что влюблена.
“ Подумать только, что М., по уходе от нас, будет предаваться мечтаниям обо мне, да еще, пожалуй, вообразит, что и я о нем думаю... А между тем - о молодость!
– какие-нибудь два
года тому назад я вообразила бы, что это любовь. Теперь я поумнела и понимаю, что это
просто приятно, когда вы чувствуете, что заставляете любить себя, или, вернее, когда вам
кажется, что в вас влюбляются. Любовь, которую внушаешь другому, это совсем
особенное чувство, которое сам живо ощущаешь и которое я прежде смешивала с другим
чувством”. (Запись от 6 апреля 1878 года.)
Она продолжает посещать балы в Опере, где встречается с маркизом Мультедо и
позволяет с ним некоторые вольности. Маркиз настойчиво вдет ее в ложу, чтобы
уединиться и предаться, подобно другим, запретным ласкам.
“ Мне приходилось каждую минуту вырываться и отстраняться, и несмотря на это,