Подлодки адмирала Макарова
Шрифт:
Ланге вспомнил старый разговор с Бергом в бытность капитанства Александра Маврикиевича на «Катране»: торопись звезд набрать, неизвестно, когда новая война. Не заставила себя ждать, подлая. Враг гораздо сильнее, турецким опытом умудрен.
Конвой ближе к нему, вторым поспеет Лещенко на «Терпуге», «Кракену» добежать бы к шапочному разбору. Не оставь, Господи, своей милостью. Острый нос заслуженной субмарины с серебристыми буквами «Катранъ» повернул на север, за кормой поднялся бурун.
О надводных кораблях любят говорить: режет волну. О подлодках — нет. Она живет в пучине моря, сживается с ним, привыкает к его переменчивому норову. Больше времени
16
Mobilis in mobile— девиз легендарного жюльверновского «Наутилуса».
Поэтические красивости о море и кораблях подводники любят писать, но только на суше. Перед боем и в бою — некогда, а в затянувшемся походе гудящее вокруг «железо» навевает раздражение, а то и стеснение, когда узкие проходы и отсеки словно начинают сжиматься, сдавливать, плющить, и никуда не скрыться, не спрыгнуть на ходу, как с поезда. Куда ты денешься с подводной лодки?
— Докладываю, господа, жопа-с в трех милях к весту. От дымов горизонт черен, — Ланге каждому из офицеров дал заглянуть в перископ, чтобы ощутили разницу. Побоища, как с турками, в духе «лиса в курятнике» более не предвидится. — Топить их придется с ходу. Они начнут сбрасывать обороты вблизи побережья, там шестнадцатидюймовая береговая артиллерия, нам бы самим под нее не попасть.
Акустик, как нынче по-иностранному обозвали слухачей, доложил о множественных шумах. На тяжкое кряхтение броненосных винтов накладывались голоса мелких и оттого опасных канонерок и легких крейсеров.
— С севера должен поспевать Лещенко. Стало быть, забираем левее и запускаем хлеб-соль калибром четырнадцать дюймов. Машинное, глушить топку! Убрать духовую трубу! К погружению стоять! Погружение на перископную! Средний вперед!
— Не услышат нас на среднем, ваше благородие? Может, на малый? — предложил старпом, наслышанный про акустические посты на иностранных кораблях.
— Не верю. В таком-то грохоте они урчание в своем чреве не учуют.
Подлодка кралась навстречу конвою, выбирая место засады. Скорость отряда кораблей не выше темпа самого медленного, итого семь-восемь узлов. Из-под воды жертву не догнать, поэтому нужно правильно стать у нее на пути. А еще пропустить над головой охранение.
— Господа, какой красавец идет лидером. Спать не буду от того, что его пропустим, — пожаловался на жизнь капитан.
Новейший двухтрубный броненосец «Девастейшн» опрометчиво выставил вперед таранный форштевень. Рангоута под парусное вооружение больше нет, мощные орудия не в нелепых казематах, а в поворотных башнях. Британские адмиралы по старинке держали впереди колонны флагман, не прикрытый малоценной мелочью от торпедной атаки, об опасности которой наслышаны все. Надо полагать, адмирал демонстрировал храбрость. Но трогать его нельзя, начинать пристало с транспортных пароходов, пока они не разгружены.
— Акустический пост, внимание! Сейчас погрузимся на шестьдесят пять футов, пропуская эскорт. Не провороньте, когда всплывать на транспорты.
Поскрипывая
Рыскнув несколько раз вправо-влево, «Катран» нашел, наконец, место, где слухач готов был поклясться, что малые винты по бокам, тяжелые ушли за корму.
— Курс так держать. Всплываем на перископную. Приготовиться к торпедной атаке!
Лодка мелко задрожала. Внутри торпед взвыли маховики, наполнив отсеки тревожным гулом.
Теперь самое главное и опасное, никогда и никем не пробованное. Субмарина начинает атаку, находясь не на пути у врага, а прямо посреди его строя. Хрупкая железная скорлупа, одного удара форштевнем достаточно, чтобы она погрузилась навсегда. Ее экипаж это знает, сознает беспримерный риск, но обуздывает страх, упивается собственной дерзостью и отчаянно лезет в толкучку, где любое случайное касание чужого корпуса станет, скорее всего, началом быстрого и мучительного конца.
— Поднять перископ! Право руля десять! Первая, пли! Убрать перископ! Лево руля пять! Штурман, засечь прохождение одного кабельтова.
Ланге сыпал командами, вслушиваясь в доклады об их исполнении. Сейчас только точность, которую он вбивал в экипаж, может спасти их и погубить австро-английских туристов.
— Полный вперед!
Чего таиться, через считаные секунды грянет взрыв, маскировка к чертям. И он грянул, начав отсчет жертвам новой войны.
— Есть прохождение кабельтова, ваше благородие!
— Поднять перископ! Право руля! Вторая, пли! Погружение на сорок футов! Убрать перископ!
Капитан отер холодный пот. Он кинул лодку наперерез и вниз, пересекая курс парохода, к которому ушла торпеда.
— Акустик! Штурман! Транспорты идут двумя колоннами. Мы должны всплыть меж ними, укрывшись от канонерок.
Не дай Бог, наверху сделают поворот. Там начинается паника. От ужаса капитаны могут сломать строй, тогда все расчеты…
Мысли прервал звук рвущихся снарядов. Лодку трясет умеренно, взрывы доносятся слева. Канонерки не ждали отчаянного броска на пересечение курса жертвы. Гром торпедного попадания не в пример громче.
— Всплытие под перископ! Лево руля! Средний вперед!
— Прямо по курсу винты! — взвыл акустик.
Ланге в перископ увидел, что слухач оказался прав. Пароход резко увалился вправо, разорвав колонну. Его нос в каком-то кабельтове…
— Третья, пли! Срочное погружение на семьдесят футов! Все в нос! Лево руля! Убрать перископ!
Лодку мотануло так, что капитан рухнул на боцмана. Погасли лампы. Уши заложило грохотом. Как сквозь вату, капитан почувствовал удары винта над самой рубкой: машина обреченного корабля накручивала последние обороты. Ланге успел подумать, что совершенно зря стрелял с такой малой дистанции, пароходов для избиения хватает.
— Всплытие под перископ! По местам стоять.
В уверенности, что охотники не смогли разгадать прыжок под винты, Ланге осмотрелся чуть спокойнее. В сотне саженей за спиной зарывалось носом в воду последнее судно. Следовавшее за ним также дало лево руля. Канонерок не видно за транспортами. Стало быть, последние три торпеды надо использовать быстро.
— Полный вперед, к всплытию стоять! Вправо двадцать!
«Катран» вырвался из воды, заметно наддав скорости.
— Четвертая, пли!