Подмена
Шрифт:
— Спасибо, Белла, — сказал Антон Сергеевич, покрутив игрушку в руках, — пусть она у тебя на столе стоит, ладно?
— Хорошо, — согласилась секретарша.
— Так что моя мама вам сказала, когда звонила? — спросил Антон Сергеевич.
— Ничего особенного, просто попросила вас ей в больницу перезвонить, — ответила Белла, — а еще Елена Петровна просила вас в обед, если вы не заняты, подойти в переговорный зал. Сотрудники хотят вас поздравить.
— Ладно, посмотрим как день сложится, — ответил Антон Сергеевич, но по лицу его Белла поняла, что генеральному не хочется идти на это мероприятие.
Он вошел в свой кабинет, дверь прикрыл неплотно и секретарша услышала, что Антон Сергеевич звонит матери. Не прошло и пяти минут как он вышел опять в приемную, повернулся к Белле и сказал ей:
— Возможно я не смогу поприсутствовать на вашем поздравлении, проведите его без меня, ладно? Поздравьте вместо меня Елену Петровну.
Белла заметила, что шеф расстроен.
— У вас что-то случилось? — спросила она.
— Матери стало хуже, — ответил Антон Сергеевич, — мне нужно побыть возле нее.
Белла знала, что мама генерального директора лежит в больнице то ли с раком, то ли еще с чем-то смертельным, поэтому она профессионально состроила сочувственное лицо и закивала головой, как бы говоря: «Конечно-конечно, ведь мама это самое дорогое у человека». Антон Сергеевич знал, что секретарше нет никакого дела до его мамы и его проблем, поэтому он вышел в коридор и пошел вниз по лестнице.
— Вы уходите, Антон Сергеевич? — с удивлением и даже с отчаянием спросила Елена Петровна.
Ее можно было понять — она самолично писала на ватмане большой транспарант: «С Днем рождения поздравляем, счастья-радости желаем!». Неоригинально, конечно, зато в самую суть, а вот генеральный директор куда-то собрался и наверняка на поздравление не придет.
— Да, Елена Петровна, — кивнул Антон Сергеевич, — извините, но у меня появились неотложные дела.
Он не стал рассказывать ей о больной матери, достаточно было и того, что он проговорился об этом секретарше Белле. Вообще Антон Сергеевич старался не посвящать сотрудников фирмы в свою личную жизнь.
— У меня к вам бумаги на подпись… — грустно пропела вслед генеральному Елена Петровна.
— Я появлюсь к вечеру, — пообещал Антон Сергеевич и скрылся в дверях, которые услужливо приоткрыл охранник.
По правде говоря, у него самого было запланировано на этот день много дел, несколько встреч и переговоров. Все теперь придется отменить. Антон Сергеевич никогда не справлял день рождения. Он не любил этот праздник, еще с той поры, когда в детском доме их — именинников поднимали из-за стола за обедом и потчевали дополнительной кружкой компота. А все вокруг хлопали в ладоши, но уже через пять минут забывали о том, что среди них сидит именинник и что ему сегодня стукнуло столько-то лет. Мама тоже постоянно забывала какого именно числа у него день рождения и всегда то ли приходила раньше, то ли опаздывала.
Антон Сергеевич сел в свой «Мерседес» на заднее сидение. Водитель завел мотор и безмолвно тронулся с места. Он не имел привычки спрашивать куда ехать, когда было нужно генеральный сам ему об этом говорил.
— К матери в больницу, — сказал Антон Сергеевич, когда они выехали на проспект.
Водитель дорогу знал, поэтому только молча кивнул и добавил скорости.
Мать Антона Сергеевича лежала в больнице в отдельной палате люкс с телевизором, холодильником, ванной и туалетом. При ней была приставлена своя медсестра, которая прибегала по первому же зову. Она, провожая Антона Сергеевича к матери, говорила ему шепотом:
— Она сегодня так плакала с утра. Я пыталась ее успокоить, но она меня прогнала. По моему ей что-то сказал доктор, вам нужно с ним поговорить.
— Хорошо, Ирочка, спасибо вам, — сказал Антон Сергеевич и незаметно для постороннего глаза сунул ей в кармашек халата пятьдесят долларов.
— Спасибо, — зарделась Ирочка, которая еще не привыкла пока получать эти маленькие бумажки в знак благодарности за работу.
Антон Сергеевич зашел в палату и увидел, что мама задремала. Он подсел к ней поближе и взял за руку. Женщина, лицо которой было испещрено морщинами, открыла глаза и посмотрела на сына.
— Я не думала, что ты приедешь, — сказала она, — ты же такой занятой…
— Ты у меня одна, — улыбнулся Антон Сергеевич, чтобы ее приободрить, — как я мог не приехать?
— У тебя сегодня день рождения, — тихо произнесла мать, — а я скоро умру…
— Погоди, мама, рано говорить о смерти, — сильнее сжал ее руку Антон, — мы тебя вылечим, я же дом на Кипре собираюсь покупать, большой дом на берегу моря, хочу тебя туда отвезти. Там воздух морской, чистый, на ноги встанешь за две недели…
— Не перебивай меня, — попросила старушка, тяжело вздохнув, — мне итак трудно говорить…
Антон Сергеевич согласно кивнул и замолчал.
— Я хочу попросить у тебя прощения… — сказала мать, — за все, что я сделала…
— Я тебя за все уже давно простил, мама, — сказал Антон, — не нужно себя мучить. Я же понимаю, что тогда ты поступить иначе не могла. Отца убили в зоне, а тебе в одиночку меня воспитывать на зарплату уборщицы было трудно. Ничего страшного, ты же видишь, я пробился в жизни, институт окончил, у меня своя фирма, фабрика, магазины. Я тебя понимаю и совсем не осуждаю тебя.
— Антон… — произнесла старушка, отвернувшись, голос ее дрогнул и она продолжила, — ведь я не твоя мать…
Антон Сергеевич ничего не ответил, только поглаживал морщинистую руку. Ну понятно, старушка плохо себя чувствует, бредит, говорит неизвестно что. Но она продолжила говорить торопливо, словно боялась не успеть рассказать все, что угнетало ее все эти годы.
— Когда ты только родился, Антон, я тогда работала уборщицей в роддоме для партийной элиты, — сказала она, — мыла там полы. У меня был свой сын, новорожденный, тоже Антон и тоже Сергеевич. Старше тебя на неделю. А ты в тот день родился у Сливянских. Вы рядом лежали в кроватках в палате такие похожие друг на друга. Мне главврач роддома Лев Соломонович разрешил тогда подержать моего родного сына Антона в роддоме какое-то время. А твой дедушка был партийным работником, работал в Кремле. Родители твои тоже были из богатой семьи, папа ездил на «Чайке», я видела. Мама красивая была и молодая, не то, что я. Мне в тот день Лев Соломонович сказал, что вот, мол, смотри, тетя Маша, дети у вас такие похожие, даже зовут их одинаково — Антоны Сергеевичи, а жизнь у них будет разная. У твоего, говорит, нищета, грязь и туберкулез, а у Сливянского спецшкола, хорошая работа и обеспеченная жизнь. Мне очень обидно стало тогда! Просто все перевернулось в душе! Черт меня тогда под руку толкнул и подменила я вас. Тебя утром забрала, а мой Антошка остался в роддоме. Очень я боялась, что подмену заметят, но все обошлось. Ведь ты в тот день только родился, мать твоя тебя еще как следует и рассмотреть не успела. Я подумала, что если я всю жизнь в грязи, в нищете ковырялась как могла, то пусть хоть сын мой вырастет в обеспеченной семье, образование получит…