Подменный князь
Шрифт:
Сейчас все эти люди еще не осознают своей общности, своей общей великой судьбы. Они еще именуют себя полянами, кривичами, дреговичами, русами. Они торгуют, воюют, защищают и приумножают свое имущество, любят, воспитывают детей.
Они не могли знать будущего, но я – мог. Я смотрел на Киев, раскрывшийся перед моим взором, и был способен прозревать недалекое, да и далекое, будущее.
Впрочем, уже и сейчас я видел явственные приметы доблести, о которой мне сказала Любава. Среди встреченных мною людей было много воинов или тех, кто носил оружие. Это свидетельствовало о том, что Киев – военная держава.
И правда, я сразу
Золотой щит, который князь Олег дерзко прибил к воротам Константинополя, или Царьграда, как славяне его называли, оставался весомым памятником воинской доблести киевлян.
Отсюда, с киевских берегов отплывали ладьи князя Святослава, вновь отправлявшегося сражаться с Византией. Святослав решил повторить славный подвиг Олега. Вот отсюда, от зеленых днепровских берегов он отправился в поход, ставший для него последним.
Кто же не помнит слова Святослава, сказанные им своей дружине перед последним, роковым боем с хазарами? Слова, исполненные воинской доблести, истинного рыцарства, при этом сказанные с подлинно римской лаконичностью?
– Лучше быть мертвыми, – сказал Святослав, – чем плененными. Сразимся, братья, ибо мертвые сраму не имеют.
Я смотрел на пеструю толпу возле днепровской пристани, на рыночной площади, возле княжеского терема и думал о прошлом и будущем, которое силился представить себе. И при виде этих людей – одновременно моих предков и современников – сердце мое наполнялось гордостью. Как много побед у них за плечами и насколько больше – впереди у их потомков, у будущих поколений русских!
Я прошелся по самым людным местам, обошел весь город. Повсюду мне встречались иноземные купцы – черноглазые хазары в овчинных шубах и кудлатых бараньих шапках, несмотря на летний зной, а рядом с ними торговцы из Византии – кареглазые, смуглые сыны южных краев. Северян я уже узнавал хорошо, потому что их много было в войске конунга Вольдемара: длинноволосые финны, скандинавы с заплетенными косичками. Киев и вправду производил впечатление средоточия славянских земель – их столицы.
Ворота княжеского двора теперь уже были заперты. Возле них стояли несколько дружинников в боевом облачении – в кольчугах, стальных шлемах с высокими шишаками, с копьями в руках.
Увидев их, мне вдруг пришло в голову, что за всю свою прогулку я не увидел ни одного из тех воинов, которые пришли сюда с князем Вольдемаром-Владимиром. Где они все, почему не ходят по рынку, не сидят на пристанях, не толпятся возле терема своего вождя? В конце концов, разве не они привели его сюда на княжение? Конечно, без предательства боярина Блуда и воеводы Свенельда, привезших Ярополка на встречу к Владимиру, словно барана на заклание, дело бы не выгорело. Но ведь и Блуд со Свенельдом палец о палец бы не ударили, если бы не мощная дружина, стоявшая за спиной Владимира!
И вот наступил второй день княжения Владимира, а где же теперь его воины – те, что пришли за ним из северных земель?
Странно…
Вспомнив о Вяргисе, Ждане, Канателене и прочих, с кем я невольно делил пищу в течение нескольких дней похода, я вспомнил о еде. А вместе с едой и обо всех прочих благах жизни, которых оказался лишен.
Нужно было срочно что-то предпринять, потому что в противном случае мы с Любавой очень скоро оказались бы голодными и бездомными.
Как ни крути, а придется идти к Блуду. Не он ли сам меня приглашал?
Идти туда мне совсем не хотелось, но больше делать было все равно нечего. А кроме того, мне пришло в голову, что раз я оказался в этом мире, то нужно идти везде и повсюду – прямо и напролом. Ведь кто знает, где подстерегает меня удача и где – поражение?
Найти дом Блуда не составило труда – его терем оказался едва ли не больше, чем княжеский. И более того – дом частично был каменный, чему я несказанно удивился. В стопроцентно деревянном Киеве я уже не надеялся увидеть каменное строение. И вдруг, едва войдя в боярский двор, я увидел, что первый этаж терема сложен из обтесанных камней и лишь второй этаж бревенчатый. Блуд явно стремился идти в ногу со временем!
– А-а! – протянул боярин, едва я переступил порог комнаты на втором этаже, куда меня провел слуга с начисто обритой головой и усами, свисающими ниже подбородка. – Старый знакомый! Лекарь! Я думал, что ты уже не появишься.
Мне стоило некоторого морального усилия заставить себя поклониться в пояс, коснувшись рукой пола, как здесь было принято. Но следовало привыкать, раз уж я задержался в десятом веке надолго.
В доме Блуда уже имелось разделение на комнаты, что еще раз говорило о том, что боярин следит за современными веяниями. Та, в которой мы встретились, была небольшой и почти пустой. Из мебели здесь имелось только деревянное кресло с высокой спинкой, покрытое цветастой шерстяной тканью, и лавка у стены. Зато стены были украшены красиво выделанными шкурами медведя, волка и лося. Вероятно, эта комната служила Блуду чем-то вроде делового кабинета.
Сам он сидел в кресле, а мне предложил сесть на лавку. Это было важно: я уже успел заметить, что здесь люди очень тщательно следят за субординацией, называя это «честью». Согласно правилам «чести», сидеть могли только равные люди, а всем нижестоящим оставалось стоять на ногах. Значит, Блуд не сумел меня классифицировать, а потому на всякий случай предложил присесть.
Сегодня он был одет в длинную, почти до колен малиновую рубаху из шелка, подпоясанную серебряным наборным поясом, состоящим из мелких бляшек, и в белые шаровары, собранные книзу у щиколоток. Эта нарядная одежда дополнялась обилием украшений из золота, которых на Блуде было навешано в избытке. Длинные тяжелые серьги в обоих ушах и золотые с цветными камнями затейливые перстни на каждом пальце обеих рук. Голова Блуда была тщательно выбрита пару часов назад, о чем говорили мелкие порезы, не успевшие до конца зажить.
– Ты приглашал меня зайти, боярин, – сказал я. – Вчера я не пришел к тебе, потому что подумал – ты на пиру у князя Владимира.
– Верно, – кивнул Блуд, продолжая буравить меня своими внимательными глазами. – Я хотел, чтобы ты полечил меня, лекарь. Ты ведь учился своему искусству в Византии?
– Нет, – покачал я головой. – Я никогда не бывал в Византии. И ты уже спрашивал меня об этом, боярин.
– Да, – согласился Блуд и крутанул унизанными перстнями пальцами возле своей головы. – Я подумал, а вдруг ты об этом забыл… А где же ты учился? И вообще, откуда ты пришел?