Подменный князь
Шрифт:
– Ты крещеный? – сразу спросил у меня Феодор, едва я назвался знакомым отшельника Захарии. А когда я ответил утвердительно, метнул строгий взгляд на Любаву, стоявшую в шаге за моей спиной.
– А она что – поганая? Почему голову не покрывает?
Голос у диакона был резкий, каркающий. Маленькие глаза смотрели исподлобья, и вообще чувствовалось, что человек явно не в духе. Во всяком случае, вопросы он задавал в тоне участкового уполномоченного.
– Она не христианка, – ответил я. – Не знает, что нужно покрывать голову.
–
Услышав имя Владимир, диакон чуть было не подскочил на лавке и вытаращился на меня.
– Как Владимир? – спросил он. – Ты же сам сказал, что крещен. А Владимир – не христианское имя, а поганое.
Ну да, он был по-своему совершенно прав. Я потупился, не зная, что ответить. Действительно, Владимир – это языческое славянское имя. Оно стало христианским уже гораздо позже, а для диакона десятого века являлось очевидным свидетельством моего «поганства», как тут называли язычников.
Теперь Феодор смотрел на меня уже совсем подозрительно и недружелюбно. Если мы действительно собирались остаться тут на ночлег, мне следовало срочно что-то придумать.
– Прости меня, я просто забыл, – сказал я, стараясь выкрутиться из положения, в которое сам себя поставил по легкомыслию. – Владимир – мое прежнее имя, до крещения. А крестили меня Николаем. Это я приплел имя своего отца, решив, что для такого дела худо не будет. И зачем я сказал, что крещен? Нужно было сказать, что оглашенный, как я сказал Захарии. Тогда не запутался бы…
– Николай, – повторил следом за мной диакон. – А что в Киеве делаешь? Ты не с ними пришел? Не с этими?
Он покрутил головой и сделал такое гадливое выражение лица, что у меня не осталось сомнений в том, кто имеется в виду.
– Не с новым князем? – наконец пояснил Феодор.
– Мы – сами по себе, – уклончиво ответил я, не вдаваясь в подробности. – Я лекарь, лечу разные болезни. А это – моя помощница.
– Что ж ты – христианин, с поганой связался? – мрачно поинтересовался диакон, уставив на Любаву свои заплывшие глаза.
Это был допрос с пристрастием, и мы оба чувствовали себя неуютно.
– Сказано же в Священном Писании, что неверная жена освящается верным мужем, – ответил я и сам изумился, как внезапно и негаданно всплыла в моем мозгу эта цитата из Библии. Конечно, я читал Библию в студенческие годы, и довольно часто, но не старался ничего запоминать. А вышло, что действительно самые разные сведения хранятся у нас в голове и способны временами всплывать самым неожиданным образом…
– В Священном Писании? – удивился Феодор и даже покраснел от досады. – Ты что же, читал Священное Писание?
Он был поражен.
– Конечно, читал, – ответил я. – А ты что же, не читал?
– Я не знаю греческого языка, – ответил диакон, потупясь. – И не знаю грамоты.
Теперь пришел мой черед удивляться.
– Как же ты служишь? – спросил я. – Ведь без грамоты и не читая Священное Писание невозможно служить в церкви.
– Отец Иоанн мне рассказывал, – пояснил Феодор. – А служу с голоса. Отец Иоанн меня научил, я запомнил, вот и служу. И знаю, что это означает.
Диакон заговорил по-гречески, и я понял, что он имеет в виду. Священник научил его богослужению на греческом языке, и Феодор просто заучил это наизусть. С голоса на голос.
В каком-то смысле тяжелейшая задача. Попробуй выучи наизусть на незнакомом языке все то, что должен провозглашать в церкви диакон! И подсмотреть ведь нельзя, если ты неграмотный.
Все остальные члены семьи диакона прислушивались к нашему разговору. Они старались этого не показать, и никто старался не смотреть в нашу сторону, но по напряженному молчанию можно было судить о внимании, обращенном на нас.
– А от каких болезней ты лечишь? – с интересом спросил нас хозяин. Поскольку с таким вопросом ко мне уже не раз обращались тут, я несколько осмелел. Мы с Любавой падали от усталости, были голодны, как волки, а Феодор даже не предложил нам присесть. Разговаривал как царь со своими слугами или как хозяин с работниками. А мы ведь были гостями, как ни крути…
Об этом я и сказал диакону, не постеснялся. Пусть тут десятый век, но ведь ноги-то не железные.
– Садись рядом, – после короткого раздумья предложил Феодор. – А помощница твоя пусть во дворе подождет, там и отдохнет. Негоже поганой в христианском доме сидеть.
Вот это да! К такому я был не готов. Вообще, мир в который я попал, нравился мне все меньше и меньше…
– Нет, – твердо произнес я, стараясь говорить как можно спокойнее. – Похоже, отец Иоанн хоть и рассказывал тебе о Священном Писании, но, видно, не все успел рассказать. Одним словом, либо ты принимаешь нас твоими гостями, либо нет, и тогда мы уходим. Но если принимаешь, то моя девушка не будет сидеть во дворе. – А поскольку Феодор молчал, то я добавил более миролюбиво: – Уверен, что отец Иоанн еще расскажет тебе о том, как Священное Писание учит относиться к людям. Ко всем людям, независимо от того, какого они народа и какой веры. Там про это много сказано, ты еще узнаешь об этом. А потом мы поговорим о твоих болезнях. Я вижу, ты больной человек.
То ли мои увещевания подействовали, то ли диакону не терпелось поговорить о своих недугах со знающим человеком, но он мрачно буркнул в ответ:
– Садитесь оба.
Жаловался он на постоянную сухость во рту, желание пить и невозможность напиться.
– Живот только раздувает, а во рту все равно все шершавое, будто и не пил, – рассказал он. – А еще слабость во всем теле, даже с утра. Иной раз всю службу на ногах не выстоишь, приходится присаживаться.
Я взял его за запястье. Пульс слабого наполнения, частый. Вместе с уже замеченной мною отечностью лица картина складывалась совершенно определенная. Конечно, хорошо бы сделать анализ крови, но где же тут взять лабораторию?