Подменыши
Шрифт:
Сатир бесшумно выпустил вверх новую струю дыма.
– Сатир, – просипела Белка.
– Что?
– И сигареты себе другие купи. Воняют.
– Хорошо, это все на сегодня?
– Нет, не все. Молока с медом мне вскипяти.
– И мне молока. Что-то горло болит. Как бы ангину не подхватить, – подал голос Эльф. – Только мне без меда.
– При ангине – обязательно с медом, – сказала Белка. – Не слушай его.
– С чего это? Не люблю я мед и не буду.
– Эльф, не капризничай, уши надеру.
– Я тебе сам уши надеру. Тоже мне, монголо-татарское иго.
Белка показала ему тощий кулачок.
– Ну так что?
– Будет, все вам будет, – ответил Сатир, поднимаясь. – Как говорили древние, если долго сидеть у реки, то когда-нибудь она принесет…
– Трупы наших врагов? – попробовал закончить Эльф, весело и злобно поглядывая на Белку.
– Нет, стаканы с молоком и медом.
– Но мне надо без меда, – напомнил Эльф.
– А вот без меда река не принесет, – жестко ответил Сатир. – Все.
Так говорил Заратустра.
На следующий день Сатир, немного заскучав, с энтузиазмом археолога взялся за обследование завалов рухляди, занимающих чуть не половину комнаты.
– Эльф, откуда у тебя столько хлама? – спросил он.
– Это не мой, – отказался тот. – Старуха, у которой я квартиру снимаю, сразу меня предупредила, чтобы я ничего не выкидывал.
Сказала, будет приходить и проверять, не спер ли я чего. Правда, пока, слава богу, не заявлялась.
И Сатир принялся за “разработку недр”. Каждый раз, извлекая очередную находку, он объявлял, что2 попало к нему в руки.
– Ерунда какая-то железная. От машины или от мопеда.
– Выкинь. Дальше.
– Металлофон.
– Давай сюда! – радостно сипела Белка.
– Детское пианино!
– Тоже сюда!
В результате раскопок Белка, помимо металлофона и пианино, приобрела еще пластмассовую флейту и гитару с шестью сильно потертыми струнами и проломленным в нескольких местах корпусом.
– Не Белка, а человек-оркестр, – заметил на это Сатир.
Чуть позже она разжилась немного потрепанным пледом в черно белую клетку, пионерским галстуком и большой репродукцией
Сикстинской мадонны в деревянной рамке.
– А это тебе зачем? – поинтересовался Сатир, указывая на картину.
– Не знаю, но мне всегда нравилось смотреть в глаза мадонн.
– Ты же говорила, что не любишь попов!
– Правильно, Христа и мадонн люблю, а попов недолюбливаю. Слишком уж они люди. Обычные люди. Христос и Дева Мария мне ближе.
Белка занялась разглядыванием флейты.
– Кстати, вы знаете, что Ветхий Завет – это Откровение Отца, Новый
Завет – это Откровение Сына, – словно вспомнив что-то, продолжила она. – А это значит, что грядет новое Откровение – Откровение
Святого Духа! Ведь он, Святой Дух, единственный из троих, кто еще ничего нам не открыл. Так, может быть, попы проповедуют уже отжившую религию или просто не знают всей полноты Замысла? Что, если именно мы – провозвестники новой религии? Очень несовершенные, многого не понимающие, о многом не догадывающиеся, но именно мы несем ее зачатки и семена? Что, если именно мы – маленькие дырочки в новую
Вселенную?
Она вернулась к флейте и принялась наигрывать какие-то воющие пастушеские мелодии. Через полчаса упражнений Сатир не выдержал. Он тихо подошел к Белке и ловко вырвал из ее рук инструмент.
– Быстро отдал! – потребовала та.
– Прислушайся, по всей округе собаки воют.
Белка привстала на диване, попыталась выхватить флейту, но промахнулась и в отместку со всей силы влепила увернувшемуся Сатиру ладонью по спине. Тот потер ушибленное место и заявил:
– Все, я, как лечащий врач, выписываю тебя, ты здорова. Больные так драться не могут. Подъем и марш на кухню еду готовить.
Белка попробовала возражать, но “доктор” был непреклонен. Он рывком поднял девушку с дивана и опустил ее ноги на пол. Колени у Белки от слабости чуть подрагивали, она схватилась за плечо Сатира, и они втроем с Эльфом отправились на кухню чистить картошку.
После этого Сатир время от времени возвращался к раскопкам, но ничего интересного ему до поры не попадалось, пока под завалами пыльной чепухи он не обнаружил стопки древних самиздатовских книг.
Сатир тихо присвистнул, поняв, что попало к нему в руки. На свист, словно собаки, подтянулись остальные обитатели квартиры. Белка, радостно потирая руки, тут же оттеснила Сатира в сторону и занялась изучением библиотеки.
– Ишь какие запасы, на целую районную библиотеку хватило бы. Куда только КГБ смотрел? – бормотала она, с интересом разглядывая кое-как отпечатанные и переплетенные стопки пожелтевших листов. – Вот оно, идеологическое оружие победителей. Смотрите и учитесь. Так-так, посмотрим. “Мастер и Маргарита”, ну это и официально в Союзе выходило. В “Москве”, кажется. “Скотный двор” Оруэлла. Н-да, мерзкая книжонка. “Собачье сердце” – прямая идеологическая диверсия, ничего более. С оруэлловским “Скотным двором” – близнецы-братья. И идеология у обоих гаденькая донельзя: если ты скот и быдло, то и будь всю жизнь скотом и быдлом. И не пытайся стать кем-то еще, не пытайся жить лучше. Копайся в помойках, мерзни в подворотнях или работай на хозяина, который тебя потом на живодерню сдаст. В общем, не нарушай порядок вещей, даже если он тебе не по нраву. Мерзость. Ладно, далее. Олдос Хаксли, “Двери восприятия”. Не читала, но слышала хорошие отзывы. О, Солженицын, “Архипелаг ГУЛАГ”. Ну, тут вообще говорить не о чем. “Роковые яйца” Булгакова. Тут тоже все ясно. О, гляньте-ка! Константин Леонтьев, “Средний европеец как идеал и орудие всеобщего уничтожения”. Блеск, одно название чего стоит. Как оно сюда попало? Это надо в первую очередь прочитать.
– Не читай. Тебе не понравится, – заверил ее Эльф. – Оно антикоммунистическое и антиреволюционное.
– Да? – удивилась Белка. – Ну и ладно. Далее. Карлос Кастанеда, очень хорошо. Бунин, “Окаянные дни”. Опять контрреволюция. Так, тут первый лист оторван. И что же это? График какой-то… Очень похоже на
Гумилева, у него есть книга по развитию этносов…
Так продолжалось несколько часов. Белка охотно комментировала все книги, которые знала. Чихала смешно, словно кошка, от поднявшейся пыли, потом окончательно охрипла и попросила Сатира сделать ей молока с медом.
До поздней ночи она продолжала разбирать бывшую нелегальную литературу. Когда ее заставили выключить лампочку, чтобы не мешала спать, она зажгла свечу и продолжала изучать находки при ее неверном дрожащем свете. Свеча была совсем старая, найденная все в тех же кучах хлама, и постоянно гасла. Белка, тихо погромыхивая в темноте спичками, снова зажигала огонек и продолжала свое занятие. Было холодно, отопление у них до сих пор не включили. Серафиме пришлось надеть свою старую куртку, которую она до сих пор так и не отстирала от крови.