Подметный манифест
Шрифт:
Архаров вздохнул - он уже видел, что за особу персоны дамского сословия заполучил в свой кабинет. Собственно, он это знал и ранее. Девица, что удирает к проигравшемуся в крапленые карты жениху, прихватив с собой драгоценности, - соединяет в себе возвышенное благородство, горячую кровь и беспредельную простоту души, Клаварош на сей предмет использует французское слово «наив», а Саша Коробов - слово «инженю», которое, сдается, у галантных французов означает просто дуру…
– Именно так, из дворни, сударыня, никто бы не посмел, - согласился обер-полицмейстер, - бумагу сию потеряла сама Анна Сергеевна. Тому есть свидетели. И вот причина, по коей она чувствовала во время моего визита известную неловкость.
Архаров подозревал, что Варенька, желающая видеть в людях лишь добродетели, без малейшей примеси порока, была довольно заинтригована появлением полиции в Кривоколенном переулке, чтобы спуститься из комнат с занавешенными окнами и тихонько простоять у дверей все время визита.
– Анна Сергеевна?!
– воскликнула Варенька, ахнула, вдруг покраснела и закашлялась.
В кабинете начался переполох. Левушка кинулся усаживать гостью, Архаров орал, чтобы Никодимка принес воды, Саша требовал для Вареньки теплого питья, и, наконец, приступ кончился - только девушка осталась сидеть, прижимая руку ко рту. Не сразу догадались, что ей нужен платок.
– Ну, как ты додумался - сразу, с места в карьер, ей такое говорить?
– шепотом ругал Архарова Левушка.
– Она княжну «маман» называет, а ты со своими манифестами…
Но, как ни странно, эта суматоха всех как-то сблизила, и Архаров уже смог задать придуманный заранее вопрос:
– Слухи ходили, сударыня, что вы уехали в Санкт-Петербург и обвенчались с его сиятельством князем Гореловым, так можно ли вас поздравить с тем…
– Милостивый государь Николай Петрович!
– уже не порываясь звать Архарова исключительно господином обер-полицмейстером, отвечала Варенька.
– Я ненавижу и презираю ложь! Всякую ложь, какая только возможна! Вы знаете, я больна, и хотя в горах воздух оказался мне полезен, я не знаю - суждено ли мне прожить еще десять лет, или же я до Рождества не доживу. В моем положении ложь почитаю гнусной, сама до нее не унижаюсь, и когда кто при мне лжет - тот мне более не друг! Даже коли свадьба была уж решена…
– Но, насколько мне известно, у вас есть покровители, которые желали бы этого брака, - намекнул Архаров, а Левушка с Сашей переглянулись.
– Ложь мне противна, - повторила Варенька.
– И я оставила князя, хотя матушка моя желала видеть меня княгиней и благословила меня…
– Вы, стало быть, встречались со своей матушкой?
– стараясь соблюсти спокойствие, спросил обер-полицмейстер.
– Да, для того меня привезли в Санкт-Петербург. Я встретилась с ней тайно, меня ночью доставили в какой-то дворец, она была в маске… Николай Петрович, что вы так глядите?…
– Как при вас называли эту даму?
– встрял Левушка, безмерно взволнованный.
– Тучков, уймись, - приказал Архаров.
– Итак, матушка ваша благословила вас, и решено было венчаться в Москве?
– Да, в Москве, с тем, чтобы потом выехать навстречу батюшке моему… Так матушка решила…
Левушка вскочил со стула с вопросом на устах. Саша тоже невольно сделал шаг к столу.
– Молчи, Тучков!
– прикрикнул Архаров.
– Сударыня, сие решение… сие приказание вашей матушки… Давно ли вы с ней встречаться изволили?
– Зимой, сударь, мы ехали на санях. Или нет, уже настал Великий пост… Нет, не наступил еще, а поехали в Москву сразу после Пасхи. Мы собирались зимой ехать, но что-то не сложилось, князь сперва торопил, потом сказал - следует подождать несколько, - объяснила Варенька.
– Я думала, он потому не торопился, что дом еще не был отделан.
– Он что же, хотел сразу привезти вас к себе на Знаменку?
– спросил Архаров, удивленный таким поворотом дела. Он впервые слышал, чтобы невеста еще до венчания поселилась в доме жениха. Однако воля матушки - великое дело…
С одной стороны, все совпадало - князь устроил Вареньке встречу с матушкой зимой, когда самозванец одерживал победы, и поездка навстречу «батюшке» была отложена, когда победы прекратились. Но с другой стороны - что тут за тайная игра? Неужто государыня затеяла интригу, используя для переговоров с маркизом Пугачевым свою дочь? Коли так - она знает, что против нее выступил законный и чудесным образом спасенный супруг… этого только недоставало…
Он вспомнил великое беспокойство князя Волконского. Выходит, оно имело основания? Но в таком случае пуля в лоб - удел и самого Архарова. А этого он никак не хотел.
– Нет, мы приехали не на Знаменку, - возразила Варенька.
– Я даже не сразу догадалась, где этот дом, потому что сперва почти не выходила. Мы ездили кататься…
Тут она несколько смутилась, вспомнив восторг в Федькиных глазах. И далее воспоминание повлекло ее в ту ночь, когда она, сбежав и надеясь найти приют в доме воспитавшей ее княжны Шестуновой, на самом рассвете встретила чуть ли не посреди Воздвиженки этого отчаянного архаровца, как оказалось - именно ее там ожидавшего… а по пятам за ней уже неслась карета князя Горелова…
– Сударыня, - сказал обер-полицмейстер, внимательно на нее глядя, - я вижу, что вам претит всякая ложь, и именно потому прошу вас припомнить - не было ли во время ваших странствий, сперва в Петербург, потом в Москву, а также за время вашего пребывания в Москве чего-то, что показалось вам, с вашей любовью к правде, несколько, я бы сказал, сомнительным?
– Да, Николай Петрович, - помолчав и подумав, произнесла Варенька.
– Начиная с запаха, который шел от глазетового платья матушки моей… Я придаю более значения запахам, нежели они того заслуживают, это из-за болезни, из-за моей возбудимости, Николай Петрович…
Архаров вздохнул. Ему стало безмерно жаль эту девицу Пухову, странным образом замешавшуюся в интригу государственной важности, эту худенькую, с настоящим, но подтверждающим ее нездоровье, румянцем девицу, чья открытая душа могла вот-вот, одолеваемая отвращением к лжи и грязи, вернуться в свое небесное отечество. И даже такая странная мысль родилась: коли бы Варенька была не столь загадочного происхождения, ее следовало бы взять к себе, уговорить венчаться, чтобы в особняке на Пречистенке она оказалась наконец в безопасности, окруженная заботой, и никакая мерзость мира не касалась бы ее более.