Поднебесная
Шрифт:
Быстро, почти бегом, вошли шесть солдат.
Они заняли позиции у двух окон и у двери, попарно, с бесстрастными лицами пройдя мимо Тая, игнорируя его. У них были мечи, шлемы и кожаные доспехи. Те четверо, что встали у окон, выглянули, внимательно посмотрели вокруг, но не закрыли окон. Вливающийся в окна свет был прекрасен в это время дня.
Один из солдат опустился на колени и заглянул под кровать. Потом встал и кивнул в сторону скрытого прохода.
В комнату вошла Вэнь Цзянь.
Она тоже не взглянула на Тая. С серьезным
Сердце Тая сильно билось. Теперь он боялся.
Через двери в стене вошли еще шесть солдат, неся на шестах дворцовое кресло, закрытое занавесками. Занавески скрывали фигуру человека на кресле. Но было понятно, кто это.
Кресло поставили посредине комнаты.
Тай опустился на колени, коснулся лбом пола, вытянув руки перед собой. Он не поднимал глаз и даже закрыл глаза на мгновение, стараясь не дрожать. И замер, распростершись.
Именно так следовало поступать, когда августейший император Катая, правящий по повелению небес, входит в комнату. В любую комнату, не говоря уже о твоей собственной спальне, тайно явившись к тебе по проходу в стенах.
– Тебе позволено встать, сын Шэнь Гао, – это произнесла Цзянь.
Тай поднялся на ноги. Он поклонился, три раза, в сторону кресла за занавесками. А потом дважды – женщине у окна. Она наклонила голову, но не улыбнулась. Солдаты, которые несли кресло, встали вдоль стен, высоко подняв головы и глядя прямо перед собой.
Занавески, скрывающие кресло, были красные, расшитые желтыми солнцами. Их было девять с одной стороны, как видел Тай, и должно быть девять с другой стороны, в соответствии с легендой. Слишком много блеска для смертных людей – таким был смысл этих солнц.
Он видел императора Тайцзу три раза в жизни, издалека.
Император тогда стоял на высоком балконе дворца Да-Мин, над бурлящей толпой на площади перед дворцом во время трехдневного праздника. Свита и император были так далеко и высоко, что один из студентов заметил, что они легко могли бы оказаться людьми, нанятыми для позирования в императорских одеждах под знаменами, пока настоящий двор охотится или отдыхает в Оленьем парке за дворцом.
– Августейший пастырь нашего народа желает, чтобы вы ответили на один вопрос, – тихо произнесла Цзянь.
Тай снова поклонился занавескам. Он обливался потом.
– Ваш слуга не заслужил такого почета, – выдавил он.
Из-за красных занавесок раздался голос, и в нем было больше силы, чем ожидал Тай.
– Ты действительно слышал голоса мертвых у Куала Нора?
Тай снова упал на колени, коснувшись лбом пола.
– Тебе позволено встать, – повторила Цзянь.
Тай встал. Он не представлял себе, что делать с руками. Сцепил их спереди у талии, потом уронил вдоль туловища. Ладони у него стали влажными.
– Ваш слуга слышал их, милостивый августейший повелитель.
– Они
Тай усилием удержался, чтобы снова не упасть на колени. Он до сих пор дрожал, стараясь справиться с этим. Он ответил:
– Милостивый повелитель, они не разговаривали. Ваш слуга лишь слышал их крики в ночи, с того момента, когда заходило солнце, и до момента, когда оно снова восходило.
– Крики. Гневные или горестные, сын Шэнь Гао?
Тай смотрел в пол.
– И те, и другие, августейший повелитель. Когда… когда… когда чьи-то кости обретали покой в земле, этот призрак прекращал кричать.
Воцарилось молчание. Тай краем глаза взглянул на Цзянь. Она стояла у окна, вечернее солнце сияло на ее волосах.
– Мы очень довольны, – произнес император Катая. – Ты прославил нас и своего отца. Это отмечено.
Тай опять опустился на колени.
– Великий повелитель, ваш слуга недостоин таких слов.
Из-за занавесок раздался смешок:
– Ты хочешь сказать, что я ошибся в том, что сказал?
Тай прижался лбом к полу, потеряв дар речи. Он услышал смех Цзянь:
– Мой дорогой возлюбленный, это жестоко. Ты пугаешь этого человека до смерти.
«Мой дорогой возюбленный».
Император Тайцзу, невидимый, но тоже со смехом, ответил:
– Человека, который два года прожил среди мертвецов? Надеюсь, это не так.
Тай не двигался и молчал.
– Вам позволено встать, – снова сказала Вэнь Цзянь, и на этот раз в ее голосе прозвучало отчаяние.
Тай встал.
Он услышал шорох занавесок – но с другой стороны, противоположной от него. Прошла минута, затем снова шорох.
Император сказал:
– Мы официально примем тебя, когда это будет подготовлено. Мы желали выразить свое одобрение, в частном порядке. Нам всегда нужны храбрые люди во дворце Да-Мин. Хорошо, что ты здесь.
– Ваш слуга благодарит вас, великий повелитель, – пробормотал Тай. Теперь он покрылся потом.
Император более тихим голосом сказал:
– Честь делится на три части, сын Шэнь Гао. Одна часть – сдержанность. Вторая часть – благонамеренность. Третья часть – почитание предков. Мы тебя покинем.
Тай пренебрег тем, что эта женщина сказала ему, уже три раза: он снова упал на колени и прижался лбом к полу. Он слышал шаги солдат, скрип поднимаемого кресла, затем досок пола, когда его вынесли обратно через потайную дверь.
Он думал о тех последних словах, безуспешно пытаясь вспомнить, слышал ли он их или изучал когда-нибудь. Затем – неуместно, совершенно неуместно – ему в голову пришла мысль: тот невидимый человек, который их произнес, отнял молодую жену у своего младшего сына и сделал своей наложницей; он ищет запретное бессмертие с помощью тайных алхимиков, а также строит для себя гробницу, рядом с которой кажутся ничтожными гробницы его отца и прочих предков.