Поднебесный гром
Шрифт:
Аргунов поднял бокал:
— За?
Лариса подняла свой бокал:
— За!
Они чокнулись бокалами, но звон не понравился ей.
— Не так, давайте снова.
Бокалы медленно сошлись, и по комнате разнесся протяжный, хрустальный звон. Склонив голову, Лариса с улыбкой слушала замирающие звуки.
— Еще, — попросила она.
И снова: «дзинь».
Андрей смотрел на нее: какая пугающая молодость! Странно, молодость — и вдруг пугающая.
Он украдкой
«Интересно, сумел бы я объясниться? Пожалуй, нет, не хватило бы духу. А ей, наверное, говорили много нежных слов, клялись. И цену, наверное, она себе знает».
— Что вы на меня так смотрите?
— Хочу понять, кто ты?
Лариса прищурилась, вызывающе гордо вскинув голову:
— Обыкновенная девушка.
Он улыбнулся:
— А этой обыкновенной девушке не скучно со мной?
— Ах, вы намекаете на возраст?.. Теперь я, кажется, начинаю соображать. — Она отодвинула бокал. — Можно сигаретку? Хочу курить.
Андрей не удивился просьбе Ларисы — ведь сейчас это модно, когда девушки курят. Сам курить он не стал и, забавляясь, наблюдал, как неумело прикуривала она от спички. Лариса заметила это, но не смутилась, а даже с каким-то вызовом затянулась, выпустив изо рта струйку дыма.
— Это жена? — кивнула на фотографию.
— Дочь.
— Такая большая?
— Она рослая девочка.
— И красивая, — заметила Лариса.
В голосе почудилось нечто вроде ревности.
— На мать похожа, — сказал Андрей, — как две капли воды.
— А мне кажется — на вас. — Немного погодя, спросила: — А где сейчас дочь?
— Оставил в Ташкенте у деда с бабушкой.
— Сколько же ей лет?
— Скоро тринадцать будет.
— Тринадцать, — раздумчиво протянула Лариса и исподволь, изучающе поглядела на него.
«Посмотри, посмотри на меня», — с усмешкой думал он, делая вид, что любуется этикеткой на бутылке. Неожиданно спросил:
— Что, стар?
Лариса покраснела, и он понял, что попал в цель.
— И вовсе не стар! Можно быть старым и в двадцать лет. А Мария в старика Мазепу влюбилась.
— То был Мазепа…
Девушка притушила сигарету.
— По-моему, любовь не объяснишь, — произнесла она, — а может, и объяснять не стоит. Или она есть, или ее нет…
Андрей взял ее руку, горячую, нервную. В сердце будто ударил ток. Он разжал пальцы.
«Она может обидеться», — толкнулось внутри.
А Лариса, казалось, чего-то ждала. Маленькая трепетная ладошка ее покинуто лежала на столе. Андрей снова взял ее руку и до боли сжал. Девушка покорно терпела. Ее глаза, такие нежные, ласковые, смотрели, казалось, в самую душу, а черная родинка около уха была такой трогательной…
«Вхожу в штопор», — подумал он, но сдержал себя, поднялся, отошел к окну.
10
Андрей водил по заросшим щекам бритвой, выкашивая колючую щетину, и запоздало жалел, что так все случилось. Часы показывали пять минут девятого. Надо было поторапливаться.
Уходя, он мельком увидел портрет Светланы. Ему даже показалось, что она улыбнулась, как и раньше, провожая его в полет, но он быстро захлопнул дверь. Не стал ждать служебного автобуса, который обычно по утрам собирал испытателей и наземную службу ЛИС. У него был свой излюбленный маршрут: пешочком через парк — и на завод. Это занимало не более получаса, зато придавало бодрости и настраивало на рабочий лад.
Ноги размашисто отмеривали шаги, пальцы неутомимо сжимали и разжимали эспандер — своеобразная гимнастика для рук.
— Здорово, Андрей! О чем задумался?
Аргунов поднял глаза, увидел Волобуева.
— А, Жора, привет!
— Ты чуть не сбил меня. Или рассеянность — высшая стадия сосредоточенности?
— Вот именно.
— Над чем ломаешь голову, если не секрет?
Андрей бросил скороговоркой:
— «Как гибельны страсти! Это ветры, надувающие паруса корабля; они его иногда топят, но без них он не может плавать».
— Что-что? — Волобуев заморгал своими воловьими глазами. — Ты, кажется, заговорил стихами?
— Нет, это не я — Вольтер. И над его предупреждением стоит задуматься.
— Ты о Волчке? Да, бесшабашно летает.
Аргунов рассмеялся.
— Ты чего? — Волобуев недоуменно посмотрел на него. — Человека заносить стало, за Струевым тянется, а ты как бы в стороне!
— Да нет. Я о другом думал, а что касается Валеры, тут ты действительно прав: его нужно держать в узде.
Они заглянули в диспетчерскую. Там, как всегда с утра, было многолюдно: механики, испытатели, контрольные мастера. Белокурая диспетчерша Наташа что-то писала в своем рабочем журнале.
— Эх, Валера, такую девушку упустил! — скосив взгляд на диспетчера, с сожалением покачал головой Денисюк, любитель побалагурить.
— Везет откуда-то с Черниговщины, — поддержал его Суматохин. — Что, здесь своих не хватает? Правда, Наташа?
Лицо у Наташи медленно наливалось краской, хотя она делала вид, что усердно занята журналом.
— Теперь близок локоток, да не укусишь, — шумно вздохнул один из механиков.
И раздался общий сокрушенный вздох: