Поднимается ветер…
Шрифт:
— Тамерцы не решатся на кампанию ранней весной!
— Они уже решились. Вы не знали, граф? Вы не знали… — Гоэллон перестал вертеть между пальцами ножку бокала и сделал короткий глоток. — Генералу Мерресу ударят в лоб и в спину.
— Вы знали — и вы молчали! — Агайрон сверкнул глазами почище разъяренной Керо.
— Мой первый доклад вы можете найти в королевской канцелярии. Он был написан в день святой Этель Эллонской, в тот же день отправлен. Более седмицы на доставку уйти не могло.
— Вас даже не было в столице… — граф осекся.
— Верно. Я был куда ближе к месту действия. Мой второй доклад королю был вручен ему на празднованиях Сотворивших. Сразу как только я узнал о договоре в Тамере. Господин первый министр, как вы понимаете, я говорю это не для того, чтобы оправдаться перед вами.
— Я понимаю, герцог, понимаю… но почему?.. — Граф Агайрон явно ничего не слыхал о питье чернил для сохранения бодрости духа. А жаль, ему бы помогло.
— Почему мои доклады остались без внимания, хотите вы спросить? Должно быть, кто-то счел мои сведения ошибочными или лживыми. — Гоэллон резко поставил пустой бокал на столик между креслами. — Кто-то, граф. Вам не кажется, что в последние полгода Собраной управляет господин Кто-то? Вам случайно не известны его имя и титул?
— Я знаю, что это не вы и не я, — бледно улыбнулся граф, и Саннио тревожно подумал: нет, это не головная боль — у него же губы блекло-синие; замечает ли Гоэллон?
— И не герцог Алларэ, тому порукой — мое слово. Впрочем, мы отвлеклись. Если вы заинтересованы в поисках господина Кого-то, я — в вашем полном распоряжении. Но сейчас речь о детях.
— Что я могу сделать?
— Можете — многое. Захотите ли… — Гоэллон повернул голову к Саннио, жестом попросил налить еще вина.
— Кстати, герцог, для чего вы заставили этого юношу присутствовать при нашем разговоре?
— Считайте его моей ходячей совестью. Как известно, я ее лишен, и потому решил завести такое вот воплощение, — рассмеялся Гоэллон. — Я не шучу, это и впрямь моя совесть. А еще он две с половиной девятины прожил бок о бок с Литто, Къела и Саура. Учил их, воспитывал. Это мой последний аргумент. Саннио вздрогнул. От господина, конечно, можно ждать всего, чего угодно — но какой последний аргумент? Что он сможет сказать графу Агайрону? «Пожалейте этих троих, они хорошие, они жить хотят и не думают ни о каких заговорах?». Анекдот выйдет изрядный: да что этому сухому, мыслящему совсем иными категориями человеку до трех подростков? Для него это — члены определенных семей, препятствие на пути, которое уберут по взмаху руки.
— Герцог, ваш последний аргумент изрядно шокирован, — граф еще раз смерил Саннио взглядом и кивнул каким-то своим мыслям. — А если без шуток? Вы так дешево цените его жизнь?
— Напротив. Саннио ничего не понимал. Что он услышал кучу того, за что и благородный человек, не говоря уж о безродном приютском воспитаннике, может оказаться на плахе, напороться на нож в темном переулке или не проснуться поутру, секретарь сообразил уже давно. Зачем Гоэллон взял его с собой, он не знал — и не задумывался о том, пока первый министр не задал прямой вопрос. Взял — и взял; значит, так нужно. Нужен свидетель разговора, например. Граф Агайрон молча согласился на его присутствие. Значит, все в порядке. Но — что значит вот это «напротив»?!
— Я отправлюсь к патриарху, и вместе с ним — к королю, — Агайрон поднялся с кресла — тяжело, опираясь на край стола. — Я буду умолять короля о милосердии, и патриарх присоединит свой голос к моей мольбе.
— Вы так уверены в позиции его святейшества? Разве не он только что отказал этим детям в милосердии? — теперь удивился Гоэллон. Слишком сильно удивился и не смог этого скрыть, а может — и не собирался.
— Уверен, — граф хотел кивнуть, но вместо этого только опустил веки и нехотя, не сразу открыл глаза. — Патриарх стар. Он думает о вышнем и не думает о мирском. Он спасал души. Нужно спасти и тела. Благодарю за визит, герцог. Буду рад нанести вам ответный.
— Я буду ждать вашего визита, — Гоэллон протянул руку, и заклятые враги вполне искренне обменялись рукопожатием. Герцог долго молчал — и пока слуги выводили коней, и пока Саннио, со второй попытки, забирался в седло, и почти всю дорогу до дома. Только когда до особняка герцога оставалось проехать лишь половину улицы, он резко повернул голову к секретарю и с улыбкой сказал:
— Я все пытаюсь понять, Саннио — я свалял огромнейшего дурака или совершил единственный мудрый поступок за всю зиму… То ли вопрос, то ли шутка, то ли искреннее признание повисло в воздухе. Секретарь не знал, что можно ответить на подобное, и предпочел промолчать.
7. Алларэ — Собра — Брулен
Голоса приближались. Один принадлежал Эмилю Далорну, второй Фиор сразу узнать не смог. Кто-то из Алларэ. Его родня по матери была удивительно многочисленна и на диво схожа между собой. Двоюродные и троюродные братья и сестры, какие-то более дальние родственники… в родовом замке, нависшем над обрывом, жили, конечно, не все, но и тех двух десятков, которые там обитали, вполне хватало, чтобы слегка близорукий Ларэ путался. Женщины семейства Алларэ редко страдали бесплодием — трое-пятеро отпрысков здесь не считались чем-то особенным. Девушки выходили замуж в разные земли Собраны, но часть — за вассалов самих Алларэ, и многие предпочитали, чтобы муж жил с ними в родительском доме. Места в замке хватало на всех. Раз в сто лет кто-то из герцогов, ворча и посмеиваясь, приказывал его расширить, и новое крыло принимало новых обитателей. В результате, во дворе всегда резвилась целая куча золотоволосых детишек, в обеденной зале меньше двадцати человек за стол не садилось, а в любой комнате можно было обнаружить очередного родственника. Фиор как-то в шутку пожалел, что на кафтанах не вышито имя и часть родословного древа, а то и запутаться недолго.
В библиотеку, где Ларэ временно укрылся от шумного гостеприимства — после тихого Энора иногда казалось, что он заживо попал в Мир Воздаяния — вошел Эмиль и тот из двоюродных братьев, которого отличить было легче прочих: он был черноволос. Рене, сын тетушки Клер и кого-то из ее троюродных братьев, а потому тоже носит фамилию Алларэ.
— …я не понимаю, почему вы не можете с этим покончить! — сердито говорил Эмиль. — Они не колдуны…
— Может быть, ты покончишь? — Рене тоже явно был не в духе.
— Добрый день, господа, — Фиор встал из кресла, обозначая свое присутствие. — Я вас покину, у вас важный разговор…
— Нет, Фьоре, мы как раз искали тебя. Нужно посоветоваться, — сказал Рене. — Если ты, конечно, не против.
— Если я смогу помочь…
— Ты у нас — ходячая библиотека, — подмигнул Рене.
— Это несколько преувеличено…
— Прекрати, Фьоре, скромность к лицу невестам. У нас такое… довольно странное дело. С осени по Алларэ шныряют «заветники». Двоих нам удалось поймать. Только вот один помер, едва его оставили без присмотра. Сам себя задушил. С другим все еще чуднее… — Рене в задумчивости накрутил прядь волос на палец. — Его арестовали, привезли в замок Лиго. Это возле тракта. Заперли в сарае, поставили охрану, а он сбежал.