Шрифт:
========== Ашшу Хьюга ==========
Комментарий к Ашшу Хьюга
А вот и подобие пролога. Ознакомительная глава, для ввода читателей в курс дела.
В небольшом кабинете, в котором обычно воспитатели сиротского приюта клана Хьюга хранили документы и распивали чаи во время тихого часа или в любое другое время, когда не надо было приглядывать за воспитанниками, стояла напряженная и почти звенящая тишина. Воспитатели и воспитательницы, все как один скрывающие свой лоб, на котором была печать, рассматривали пол, стены и мебель, лишь бы не смотреть в глаза посланника главной ветви. В очередной раз шиноби клана пришли за детьми, которые в будущем могут стать ниндзя и принести пользу клану, но в этот раз всё пошло совершенно не так, как было раньше. Впервые за столько лет произошло нечто из ряда вон выходящее…
–
– Но… мастер печати не давал никаких рекомендаций!
– Воскликнул молодой парень, повязка которого закрывала не только лоб, но и левый глаз, которого он лишился года два назад. Мастер печати, которого всем своим существом ненавидели многие шиноби побочной ветви, ставил печати всем полукровкам и многим сиротам Хьюга, стоило детям исполнится четыре года. И девочке, о которой шла сейчас речь, ставил печать тоже он.
– Мы подумали, что если он ничего не сказал, то так и надо. – Добавила растерянная и напуганная девушка, смотря на посланника большими бледно-бледно голубыми глазами без зрачка. Полукровка, так и не сумевшая пробудить бьякуган.
– А вдруг вы какой-то эксперимент с девочкой проводите, а мы вмешаемся? – Возмутилась дородная женщина, положив руки на свою отсутствующую талию. – Вы же никогда и ни о чем нас не предупреждаете, а нам приходится осторожничать, чтобы неожиданно не впасть в немилость! – Продолжала распаляться самая опытная воспитательница этого сиротского кланового приюта и более того, она сама когда-то тут воспитывалась. Шиноби стиснул зубы, отмечая, что доводы работников не лишены смысла, что в чем-то они правы, но такая халатность выводила его из себя. Коротко прорычав что-то нецензурное, мужчина мгновенно покинул помещение и отправился на улицу, где на качелях, в тени дерева, качалась девочка, из-за которой и произошел недавний разговор. Пепельноволосая обладательница дымчато-мутных глаз, взор которых всегда был обращен в никуда. Было в бледной малышке что-то жуткое. Точнее не “что-то”, а конкретно это её полная отрешенность от мира и нехарактерное для детей поведение. И ведь она не притворялась. Нельзя притворяться двадцать четыре часа в сутки всю свою жизнь. Шиноби из главной ветви клана подошел к малышке…
– Привет, – неуверенно поздоровался он, сев перед ней на корточки. Опыта общения с детьми, как такового, у бойца Хьюга не было. – М-м… меня зовут Коджиро, а тебя? – Представился ниндзя, рассматривая девочку. Пепельноволосая медленно повернула к нему голову и посмотрела даже не на него, а словно сквозь него. Взгляд глаз без зрачков был расфокусирован.
– Ашшу. – Коротко ответила малышка с “бракованным” бьякуганом, не собираясь что-то ещё говорить. Шиноби главной ветви призадумался о том, что дальше сказать и как поступить, но немного помучив себя предположениями, сдался и решил сразу всё прояснить, а не ходить вокруг да около. Если девочка и правда сумасшедшая, то и нечего пытаться развязать с ней разговор.
– Ашшу, ты можешь направить чакру к глазам? – Малышка задумчиво посмотрела на небо, на солнечные лучи, пробивающиеся сквозь крону дерева, на ветке которого располагалась простая качель и медленно сложила печать концентрации, нащупывая свою чакру. Коджиро активировал бьякуган, наблюдая за тем, как разгорается очаг, как чакра по каналам направляется к глазам и… и всё. Девочка направляла чакру к глазам, много чакры, но бьякуган у неё, видимо, действительно был поврежден, потому что не активировался. С сожалением деактивировав свою додзюцу, мужчина тяжело вздохнул. Чакра у малышки была, а великого дара их клана – нет. И точно ли виновата печать подчинения?
– Достаточно. – Холодно, намного более резко, чем хотел, сказал шиноби. Ашшу опустила руки, перестав направлять чакру. – С завтрашнего дня ты поступаешь в Академию шиноби. Остальное тебе разъяснят твои воспитатели. – Не прощаясь, шиноби резко прыгнул, приземлившись на ветку и оттолкнувшись от неё, перепрыгнул на ближайшую крышу, направляясь теперь к мастеру печати. Нужно было выяснить что же действительно произошло два года назад, когда всем сиротам клана, достигшим возраста четырех лет, поставили подчиняющую печать…
Мастер, старик по меркам шиноби, но ещё вполне себе мужчина по меркам обычных людей, сидел на крыльце своего дома и смолил самокруткой. Отвратительный запах горящего табака, который так любил этот уважаемый человек из главной ветви, заставил Коджиро поморщится. Приземлившись на землю перед старцем, шиноби даже не поздоровавшись, сразу же перешел к делу:
– Что произошло два года назад, когда ты ставил печать на Ашшу? – Мастер глубоко вдохнул дым, блаженно прикрыв глаза. Выдохнул через нос. Открыл глаза, вперив мутный взгляд в брезгливо поморщившегося Коджиро и глухо рассмеялся, правда, тут же закашлявшись.
– Да ничего такого. Ко мне привели сирот тогда… – Взгляд без зрачка ещё сильнее затуманился, но, на этот раз мастер нахмурился, видимо, вспоминая что-то не очень приятное. Небольшое помещение, в которое заводили детей и сажали на лавку, зовя одного за другим к ширме, скрывающей кушетку и столик, на которой была разложена специальная чакропроводящая краска и кисти. Старик прекрасно помнил поименно всех тех детей, коим нарисовал на лбу “Птицу в клетке”. Помнил их взгляды: полные боли или слез, удивленные, недоуменные, облегченные. Не все понимали, что для них означает это клеймо. Некоторые радовались, что это так безболезненно, совсем не задумываясь о том, что ждет их в дальнейшем. Единственным ребенком, чей взгляд мастер, никогда не жалующийся на память, помнил так четко и ясно, будто видел его вчера, была Ашшу. Воспоминания о случившемся часто приходили старику в кошмарах, как и лица всех тех, кому он поставил печать. Идеальная память не всегда хороша… – Поседевшая при рождении девочка. Необычно, правда? Она не волновалась и не нервничала, словно не понимая, что её ждет. С совершенно равнодушным лицом и пустым взглядом она легла на кушетку. – Рассказывал начало своего самого частого кошмара старик, нервно крутя в пальцах недокуренную самокрутку. Этим пальцами он держа кисть, макал её кончик в зеленую краску, пропуская через неё чакру, вырисовывал печать на бледном лбу пепельноволосой малышки, которая прикрыла глаза и казалось, будто уснула на этой кушетке. И вот, когда рисунок был напитан чакрой, девочка внезапно распахивает свои глаза, в которых отражается просто море боли. Её выгибает дугой на кушетке. Она скребет бледными напряженными пальцами, цепляется за край кушетки и не может кричать, выдавая лишь какие-то полустоны. Тело её то сводит судорога, то её всю трясет. Она сначала беззвучно, потом совсем тихо шепчет что-то непонятное, будто тронулась умом от боли, и смотрит в потолок медленно темнеющими глазами. А когда всё неожиданно прошло, устало садится на кушетку, смотря в никуда взором серо-дымчатых глаз, из которых продолжают обильно течь по бледным щечкам слезы.
Старик почувствовал, как прогоревшая самокрутка обожгла кончики пальцев и разомкнул их, роняя остатки своей сигареты на пыльную земли. Он вынырнул из ночного кошмара, вновь оказавшись на крыльце своего дома, в квартале своего клана. Клана, творящего такие ужасные вещи с детьми. С силой вдохнув воздух и вновь закашлявшись, мастер заметил ждущего дальнейшего рассказа Коджиро. С силой провел руками по лицу, отгоняя все свои страхи, и продолжил непринужденным тоном:
– Ашшу было плохо от печати, но она справилась. Я тогда попросил её обратиться к сопровождающему и сообщить ему, что я направил девочку к ирьенину. Что было дальше, я не знаю. – Передернув плечами, соврал старик. Он знал. Прекрасно знал, что ни у какого ирьенина девочка не была. Знал, что никому о случившемся не сказала и вела себя так, словно вообще ничего не произошло. Обладая этими знаниями, мастер фуиндзюцу, коим его считали в клане, продолжал мучиться ночными кошмарами, коря себя за всё, что совершил, и за то, чего не совершал. Почему он тогда не проводил девочку к ирьенину единолично? Ведь она была последней из детей того года, кому он поставил печать. Почему сам не сказал одному из сопровождающих детей шиноби о том, чтобы он отвел Ашшу к клановому ирьенину? Почему?! Ведь малышка, наверное, все еще отходила от болезненной печати и совсем не соображала, действуя на автомате…