Поднимаясь из пепла
Шрифт:
Я медленно затрясла головой, начиная мысленно отстраняться от происходящего. Меня наполняют звуки дождя, капельки которого барабанят по подоконнику, пока я стою около распахнутого окна и вдыхаю запах сырой земли и озона. Именно этот момент я считаю самым счастливым в своей жизни. Мой неожиданный побег прервала звонкая пощечина, которая эхом отозвалась в моей голове. Я затрясла головой и уставилась на отца, который, очевидно, уже успел взбежать по ступенькам, остановившись около меня.
— Не смей уходить в себя, маленькая сука, я хочу, чтобы ты мне ответила.
Его глаза смотрели с неприкрытой злостью, а рот был перекошен от ярости. Я до жути боялась своего отца, который в моих глазах обладал практически безграничной властью. Но в последние дни в моей голове настойчиво билась мысль: каково это, выйти из-под его контроля, плюнуть в его лицо собственной слюной, чтобы унизить и вернуть его самовлюбленную задницу на нашу грешную землю? Я пыталась унять
— Ты все слышишь, Нора, и прямо сейчас тебе следует начать говорить! — отец ухватился за мои локти и дернул на себя, практически отрывая меня от перил. Мои мышцы были похожи на камень, отзываясь жгучей болью каждый раз, стоило ему крепко их стиснуть, поэтому из моего рта вырвался нечеловеческий крик, который он пытался заглушить своей ладонью. Однако вместе с ртом он закрыл мне и нос, практически перекрывая доступ кислорода. Я сильнее задергалась в его руках, чувствуя, как на лбу вздуваются вены от нехватки кислорода. Отец отпустил ладонь и слегка толкнул меня обратно, впечатывая мое худое тело в высокие перила. Согнувшись пополам, я крепко зажмурила глаза и часто дышала, надеясь восстановить свое дыхание.
— У нас был медосмотр, — прохрипела я, прижимая ладонь к своему лбу.
— Он был неделю назад, — отец практически выплюнул эти слова.
— Он был сегодня, — я заставила свое деревянное тело распрямиться и посмотреть на отца.
— Какого хрена? — его лоб был все еще покрыт складками и морщинами, как и всякий раз, когда он оказывался чем-то озабочен. Я прикусила язык, удивленная его резкостью. Отец, хоть и был главным инженером центра, всегда позиционировал себя как человек набожный и верующий, поэтому я никогда не слышала от него слов, что обозначали бы откровенные ругательства.
— Я ничего не говорила, клянусь тебе, отец, — с моего языка сорвались слова, которые оставляли после себя горечь.
— Твою мать! — дикий крик отца напугал меня, вынуждая крепко вцепиться в перила за своей спиной. Он протянул ко мне свои руки и крепко сжал локти, оставляя синяки на коже.
— А теперь послушай меня, — его дыхание обдувало мое лицо, вынуждая морщиться, — я удалю из базы любые результаты и анализы. Когда в эту дверь войдет охрана порядка, я хочу, чтобы ты сообщила им, что на тебя напали вчера вечером, когда ты возвращалась со школы. Кто это был — ты не знаешь, и мне побоялась рассказать. Если ты раскроешь свой рот и произнесешь что-то, что мне не понравится, ты пожалеешь о том, что появилась на свет, Нора.
— Я и так жалею, — мрачно пробормотала я, глядя ему в глаза, — я жалею, что родилась, и оказалась в твоем доме.
Еще одна пощечина вызвала слезы на моих глазах, а из разбитой губы начала стекать кровь, заливая мой подбородок.
— О, ты еще не так пожалеешь, безвольная маленькая сука, когда все это закончится, уж это я тебе обещаю.
С этими словами отец повернулся ко мне спиной, чтобы спуститься с лестницы. Я не понимала, что на меня нашло, пока мои руки не опустились на его спину, с силой толкая вперед. В моем теле было мало веса, поэтому, даже толкнув изо всех сил, я не слишком то преуспела, однако нога отца в этот самый момент зацепилась за уголок ковра, когда он обернулся посмотреть на мои движения, после чего скатился по лестнице. Я зажмурила глаза и закрыла уши руками от оглушительного грохота, пока его высокое тело неконтролируемо падало со ступенек. Осмелившись приоткрыть глаза, я опустила руки и подошла ближе к перилам, чтобы увидеть, как тело отца неподвижно лежит у основания широкой лестницы, а из его лба сочилась струйка крови. Мое тело онемело от шока и ужаса. Я вцепилась дрожащими пальцами в перила и едва слышно прошептала:
— Папа?
Он оставался лежать абсолютно неподвижно, и с такой высоты мне было сложно определить, поднимается ли его грудная клетка при каждом вздохе. Я заставила свои ноги оторваться от пола и стала медленно спускаться, приближаясь к сломленному телу.
— Папа? — еще раз повторила я, останавливаясь в метре от его ноги, которая теперь была выгнута под неестественным углом. Тишина давила на уши, а мое дыхание казалось слишком громким в пустом холле. Я присела на корточки около его головы и приложила пальцы к точке пульса на шее. Он был очень слабым, а дыхание поверхностным. Я отшатнулась назад и упала на задницу, отползая от тела как можно дальше. Мне следовало позвать на помощь и отвезти его в госпиталь, так правильно, и так поступила бы хорошая дочь. Но я не его дочь. Я теперь вообще не знаю, кто я. Я обхватила свои колени руками и притянула их к подбородку, уткнувшись лицом в ткань своей рубашки. Неожиданно, мои губы растянулись в улыбке, растягивая мышцы лица в непривычном для них движении. Горловой, истеричный смех прорывался сквозь мою грудную
— Тебе больно? — спросила я его холодным голосом.
— Помоги мне, — прохрипел он едва слышно.
— Что? — смех снова стал прорываться через грудную клетку. Я знаю, что даже самой себе казалась сумасшедшей в эту минуту. Сделав шаг вперед, я села на нижнюю ступеньку лестницы и слегка наклонилась в его сторону, чтобы рассмотреть его серое от боли лицо в слабом свете от тех ламп, которые еще не были разбиты.
— Ты должна мне помочь, — снова выдохнул он. Струйка крови стекала в уголке его рта, медленно капая на бежевый ковер. Почему-то именно это движение привлекло мое внимание, буквально притягивая меня к тому месту, где его кровь впитывалась в материал. Я протянула руку и провела пальцами по ковру, ощущая липкость от его крови.
— Знаешь, — медленно произнесла я, растирая липкую влагу между своими пальцами, — я так долго мечтала увидеть, как ты, а не я, наконец будешь истекать кровью. Так долго, отец, что уже сбилась со счета в своих мечтах. И вот теперь ты здесь, сломлен и подавлен. Так скажи мне, каково это, отец? Каково это, ощущать свою беспомощность и неспособность помочь самому себе? Ты так долго держал меня в страхе, что я практически сломалась. Ты слышишь меня? — мой голос перешел в крик, — тебе почти удалось сломать меня, мать твою!
Снова приступ смеха стал сотрясать мое тело, когда я склонилась над отцом, осматривая его искаженное лицо.
— В тебе говорит дьявол, — процедил он, пристально удерживая мой взгляд, от которого у меня поползли мурашки по телу.
— Я не дам тебе снова втянуть меня в ад, отец, — моя голова затряслась, а руки сжались в кулаки, — Ты так много сделал для того, чтобы я почти уверовала в твои слова. Я слепо следовала за тобой, позволяя творить безумие в стенах этого дома.
— Это ты безумна, Нора, — отец шумно дышал, каждый раз морщась от боли, — тебе нужна помощь, и я давал тебе ее. А теперь посмотри на себя. Что с тобой стало сейчас? Твой мозг испорчен и заражен.