Поднимите мне веки
Шрифт:
– Верно, – кивнул, соглашаясь со мной, Годунов. – А... с Ксюшей?
– А вот Ксению Борисовну Дмитрий Иоаннович не получит, – твердо произнес я.
Царевна глубоко вздохнула, и лицо ее вновь слегка порозовело.
– Так ведь не уймется государь и братца моего не отпустит. Что ж вы тогда, за сабельки возьметесь? Может, и впрямь, Федор Константиныч, ни к чему вам из-за меня одной почем зря пропадать? – пропела она.
Я сразу подметил, что и голос ее тоже схож с Любавиным, разве что у Ксении чуть пониже тембр. Зато интонации и манера говорить один в один, а это куда важнее.
Вдобавок, уж не знаю почему, порадовал и ее возврат к прежнему обращению, без всяких князей. Даже удивительно, что такой пустяк отчего-то вызвал столь сильное удовольствие, хотя если призадуматься, то какая разница, ведь я и то и другое, ан поди ж ты...
Но в сторону сантименты.
– Впрямую нам перечить ему, даже если бы в Москве сейчас находился весь наш полк, и впрямь глупо, – согласился я, – поэтому придется схитрить и сделать вид, что подчинились. Через три дня Мария Григорьевна и Ксения Борисовна прилюдно попрощаются с дворней, со своим сыном и братом, после чего у всех на глазах сядут в возок и поедут в нем в Вознесенский монастырь, где займут свои кельи, после чего возок вновь вернется на подворье.
Брат с сестрой недоуменно переглянулись и оторопело уставились на меня.
– А в чем хитрость-то? – наморщил лоб Годунов.
– В том, что сядет в возок одна Ксения Борисовна, которая истинная, а выйдет из него вместе с Марией Григорьевной, когда он остановится в монастыре, совсем иная.
– Уличат, – скептически заметил Федор. – Ее ж там сколь раз монахини видели.
– А вот и нет, – сразу возразила его сестра. – Мы хошь и ездили по монастырям, а вот в Вознесенский матушка мне воспретила захаживать – уж больно там много сестер во Христе из бывших женок бояр, коих мой батюшка... – И смущенно замялась. – Пужалась она, что сглазить меня по злобе могут. Потому я в него, да еще в Никитский, кой отцом ворогов наших основан, ни разу не наведалась. Вот в Зачатьевском была, в Алексеевском, в Варсонофьевском, в Новодевичьем...
– Тогда совсем замечательно! – обрадовался я. – К тому же мнимая царевна будет в слезах, накрашена и вдобавок спрячет лицо на груди у своего горячо любимого брата в поисках утешения. Так ты ее и доведешь до кельи, в сопровождении двух прислужниц, которые пойдут спереди, закрывая от посторонних глаз, где и оставишь.
– А как же... – вновь не понял Федор, но мягкая ладошка сестры умиротворяюще легла на руку брата, и он умолк, продолжая слушать.
– В прислуги определим самых молчаливых, которые умеют держать язык за зубами, причем возьмем их не из дворни, а из монахинь, но Никитского монастыря. И будет она сидеть в этой келье безвылазно, ибо захворает от разлуки с братцем и от таких тягостных перемен в своей жизни.
– Ну хорошо, это все мы о подмене речь ведем, а настоящая куда денется? – не выдержал Годунов.
– Говорю же – в возке останется. Не можешь ведь ты, царевич, без ратников выезжать – не по чину. А в монастыре им делать нечего, так что они останутся ждать тебя возле возка, а заодно постерегут, чтоб в него не заглянули посторонние. Далее же будет так... – И я торопливо изложил им дальнейший замысел.
– Ишь ты, – покрутил головой Федор, оценивая всю замысловатость закрученного мною сюжета.
– А на следующий день поутру крытый возок с матушкой настоятельницей и Ксенией Борисовной выедет из столицы в сторону Новодевичьего монастыря. Там Москва-река делает большущий изгиб, вот на нем через десяток верст царевну будет ждать мой струг [27] , – закончил я расклад своего причудливого пасьянса.
– Как к Новодевичьему? – удивился Годунов. – Мы же вниз по Москве, да опосля по Оке сбирались, а ей, выходит...
– Ты должен быть чист перед Дмитрием, – напомнил я. – Стало быть, ехать ей надлежит одной – только мои люди и я. Но беспокоиться нечего. Там помимо моей ключницы для нее будут аж две прислужницы, так что ей вполне хватит. А сам ты знать ничего не знаешь, ведать не ведаешь.
27
Общее название для всех речных судов на Руси того времени.
– А почто я тебя отправил иной дорожкой? – поинтересовался Федор.
Я замялся. А действительно, почему это я так поеду? Прикупить по пути что-то для Костромы? Несерьезно. Все что надо я мог приобрести и тут, в Москве. Тогда...
– А поклон передать патриарху Иову, – тихонько вымолвила царевна. – Он как раз в Старицком Успенском монастыре пребывает.
Я с восхищением посмотрел на нее. Мало того что красавица неописуемая, так еще и умница, каких днем с огнем. И такое сокровище достанется этому обалдую! Обидно, честное слово! Он же...
Но и тут додумывать не стал, а то еще дойду черт знает до чего. И без того уже нехорошие мысли то и дело приходят в голову – только успевай отгонять. Не был бы он мне другом, тогда...
Но свой восторг перед ее находчивостью выразить не преминул, заявив, что она гений. Ксения Борисовна сразу смущенно потупилась, но потом вскинула голову и с вызовом посмотрела на меня.
«Я еще и не то могу», – явственно читалось во взгляде.
«Кто бы сомневался, а я тебе верю без доказательств», – ответил я.
– Все одно – увидят в дороге, – задумчиво протянул царевич. – Опять же ентот десяток верст одним... А ежели...
– Никаких ежели, – отмел я его возражения. – И ехать одним тоже не придется. Возничим будет один из наших гвардейцев, который и станет их охранять, да и то всего пару верст, а далее возок будут ждать десяток самых надежных наших ратников. Они и проводят до струга. Да, потом, когда я повезу ее, нам действительно нельзя будет останавливаться в больших городах, но это уже пустяки.
– А в пути яко быти? – уточнил он.
– Нам с тобой, Федор Борисович, трудности не в диковинку, – я весело подмигнул Годунову, намекая на учебу в летнем полевом лагере, – а для Ксении Борисовны, ссылаясь, что царевич привык к неге, мы сразу, еще до отплытия из Москвы, приготовим удобный и уютный ночлег на том самом струге, который ее повезет.
Брат радостно кивнул и довольно потер ладоши, но ликование длилось недолго, и улыбка тут же сползла с лица.
– А как же... – неуверенно напомнил он мне. – Как же государь-то? Он ведь не слепой.