Поднимите мне веки
Шрифт:
– Потому и затеяно мною именно так, – пояснил я. – Как раз на тот случай, если он сам приедет к Запасному дворцу поглядеть, как выполняется его распоряжение. А потом, когда Ксения Борисовна скажется хворой, у нас будет запас дня в три-четыре. К тому времени мы выйдем на Волгу, а там вниз по течению, да с парусом... Словом, догнать нас нечего и думать.
– Все одно – вернуть потребует, – угрюмо пробубнил Годунов. – И спрос учинит, да таковский, что мало никому не покажется.
– Так ведь плыть она будет отдельно, – напомнил я, – поэтому с тебя у него спросить никак не получится. И вообще, поручил он мне, затея моя, везу ее я, так что и весь спрос с меня, – весело подмигнул я ему. – Призовет к ответу – так тому и быть. Помнится, я уже как-то говорил тебе, царевна, что есть женщины, ради которых стоит драться...
Она потупилась, мгновенно покраснев, но потом все-таки насмелилась, взглянула на меня искоса и еле слышно уточнила:
– Неужто и впрямь тако обо мне мыслишь?
– Не о тебе, – покачал головой я. – Ты, Ксения Борисовна, относишься к другим женщинам... ради которых... стоит умереть...
Она зарделась еще сильнее – куда там румянам, но вдруг испуганно вздрогнула и отчаянно выкрикнула:
– Нет!
Я непонимающе уставился на нее. Федор тоже.
– Нет! – во второй раз прозвенел ее голос. – Я на таковское не пойду. – И умоляюще взяла меня за руку. – Сам помысли, Федор Константиныч, яко мне опосля с таким камнем на сердце жити, ежели ведать буду, что твоя погибель...
Я слушал и не слышал ее, видя перед собой лишь ее беззвучно шевелящиеся губы, которые совсем рядом, и встревоженные, наполнившиеся слезами глаза.
Ее глаза.
Да что ж со мной творится-то?!
И вообще, не я ли совсем недавно, всего час назад, сидя близ Любавы, размышлял о мужской дружбе, которая о-го-го и всякое прочее?
Так куда это делось-то?!
Я грустно посмотрел на нее.
На тебя, моя душа, Век глядел бы не дыша, Только стать твоим супругом Мне не светит ни шиша!.. [28]28
Леонид Филатов. «Сказ про Федота-стрельца, удалого молодца».
Но любимый Филатов, которого я процитировал себе в качестве напоминания, на сей раз не подействовал. Скорее уж наоборот – сразу возник возмущенный вопрос: «А почему это, собственно говоря, ни шиша?!»
Однако усилием воли я все же стряхнул с себя наваждение, запихал в темные уголки щекотливые вопросики и спокойно заверил царевну, что со мной ничего страшного не случится, да и вообще, не станет Дмитрий выставлять себя на посмешище, когда обман вскроется.
– К тому же у него в закладе все равно останется мать-царица, а потому можно считать, что он ничего не потерял... – журчал я убаюкивающе...
Доводы мои звучали увесисто, основательно, убедительно, но только я один знал, насколько они фальшивы.
Это уже не удар, который я нанес ему несколькими неделями раньше, а пощечина, что куда унизительнее, и навряд ли тщеславный мальчишка простит мне ее. Что он придумает в отместку, даже представлять не хотелось.
А впрочем, все это случится потом, когда-нибудь, а пока я говорил, говорил, говорил...
– Вот видишь, Ксения Борисовна, ничего страшного. – Итог и впрямь получался убедительный и... столь же фальшивый, как и доводы.
– Но ведь все одно – потребует к ответу, – слабо запротестовала она.
– Вот когда потребует, тогда мы... еще чего-нибудь придумаем, – выдал я слепленное на скорую руку туманное пояснение и бесцеремонно закруглил беседу, подводя окончательный итог: – Словом, все уже решено, так что хватит об этом, а то дел еще невпроворот. – И ласково прижал ладонь к ее губам, не давая ей возразить, но тут же еле сдержался, чтоб не вздрогнуть.
Как током тряхануло, честное слово!
Показалось или она и впрямь ее поцеловала?
А как же Квентин?! Она ведь каждый день у его изголовья просиживала.
Неужто правду бухнула как-то моя ключница, что на самом деле царевна приходит... Помнится, в тот раз я, даже не дослушав, вопреки обыкновению, столь резко оборвал Петровну с ее бреднями, что она опешила, обиделась и больше к этой теме не возвращалась.
А если моя персональная ведьма права и это не бредни?!
Нет! Нельзя мне об этом думать! Только не сейчас!
Лицо мое в этот момент горело, пожалуй, не хуже, чем минутами ранее у самой Ксении. Да что горело – полыхало, как нефтяная скважина, к которой неосторожные руки поднесли зажженную спичку.
Хорошо хоть, что Ксения почти сразу после этого, что-то невнятно прошептав, убежала к себе наверх и не увидела, как я раскраснелся.
Во всяком случае, надеюсь, что не увидела. Федор же точно ничего этого не заметил – смотрел куда-то в сторону, а то вообще стыдоба. Называется, спасаю брата, а сам в это время к его сестре...
Словом, надо заканчивать, иначе...
Но и тут додумывать не решился – страшно.
Вместо этого, откашлявшись, я предложил Федору обсудить и уточнить кое-какие детали, дабы соблюсти максимальную маскировку, на случай если Басманов по приказу Дмитрия выставил возле подворья Годуновых тайных соглядатаев или завербовал в осведомители кого-то из их дворни.
Царевич согласно кивнул, однако начал с того, что попросил у меня... прощения. Дескать, был миг, хоть и краткий, когда он обо мне плохо подумал, решив, что я и тут посоветую ему смириться, потому что я не видел того, что видел он... во сне.
– Я ить не все тебе о снах своих сказывал, – глухо произнес он, отвернувшись куда-то в сторону. – Тамо мне еще и сестрицу показали, с коей Дмитрий... – Он осекся и умолк, нервно комкая в руке платок.
Вид у него был тот еще. Лицо красное, причем не сплошь, а в каких-то багровых пятнах, скулы вновь яростно окаменели, но обошлось без слез. Оказывается, гнев или ненависть одинаково хорошо их сушат.
Еще на подступах к глазам.
Думать и гадать насчет пророческого сна моего ученика я не стал – нет времени, хотя зарубку в своей памяти оставил, но только для Петровны, поскольку такие штуки больше по ее части, ибо припахивают мистикой, и кому, как не ведьме, в них разбираться, даже если она и бывшая.
Хотел было пояснить, что мне и самому было похожее видение, но, подумав, не стал. Годунов лишь еще больше перепугается, а толку? Он вон и так...
– Дальше не продолжай, – мягко произнес я, дружески положив ему руку на плечо. – Без того понятно. – И ободрил: – Ты, главное, сильно не переживай. Мало ли какой сон может присниться. Тебе вон и собственную смерть показали, но ты ж до сих пор жив и здоров.