Подноготная любви
Шрифт:
Матери «В». тоже подсознательно приятно видеть, что личная жизнь у дочери не «сложилась», а потому не удастся и у внучки. «Пророчества», что у внучки всё в жизни будет плохо, сопровождали «В». с самого рождения дочери и означали не более чем желание матери всё и дочери, и внучке испакостить. Отец — объект наименее изученный, поэтому относительно него ограничимся предположением, что он будет жене подпевать. Напьётся ещё — с горя. Или, наоборот, для большего кайфа от всего, в доме происходящего. (Словом, та ещё семейка, социальная основа гитлерщины или иной авторитарной государственной религии! Это они — государственные верующие, уничтожающие инакомыслящих!) А у брата, как семейного кумира (вожака), чувство удовлетворения по поводу изгнания П. самое обильное.
И вот по каким причинам. Очередное позорное изгнание Сергея актуализировало у него вполне определённые психологические потребности. Он их, как и все в его положении, скрывает, но вычислить их несложно. Первая жена рожает от лучшего друга,
К сложностям с отцовством и обвинениям в мужской слабости можно относиться по-разному. Можно равнодушно, можно со вздохом облегчения, можно с иронией, можно идиотически хихикать, а можно и стыдится — организовывать конспиративные мероприятия в виде гор противозачаточных средств в шкафчике на квартире у женщины без влагалища, или отыскать во временное пользование биофилку (см. график смены эротических предпочтений в главе «Эволюции эротических предпочтений»), ещё не оградившую себя от некрофилов целостным осмыслением жизни.
То, что Сергей поперёк очевидного всеми силами пытался ребёнка от первой жены выдать за своего, говорит о болезненном стыде по поводу брачных неудач, из чего следует, что после очередного изгнания вопрос о реабилитации становится для Сергея первоочередным. Отсюда, при возвращении в семью детства, бессознательно основные его усилия должны быть направлены на организацию с В. особого рода взаимоотношений. Как минимум, хотя бы прежних, — чтобы она почитала его как образец мужчины. (Хотя душе его такое к нему отношение явно не на пользу.)
Хотя бы только по этой причине П. для Сергея — враг номер один. Но для ненависти есть и ещё несколько причин. (1) П. — единственный человек в семье, кто не впадает от Сергея в состояние восторга, что для всякого кумира оскорбительно. (2) П. уже одним только своим присутствием разрушает комфортную для Сергея семью детства. (3) П. у Сергея стоит на пути к В. (Это всё не шутки: помните инцест Анатоля и Элен? А если учитывать необычайную ревнивость Сергея к сестре, то…) (4) П. за несколько месяцев до изгнания Сергея его второй женой это событие подробно предсказал, что у не соглашавшегося тогда Сергея не может не вызвать ощущения собственной неумности. И одной из этих причин достаточно, чтобы Сергей стал мстить — как всегда не сразу и не своими руками.
Как водится, Сергей убеждён, что ненависть его праведна: а с какой стати П. лишил его того, что ему всегда принадлежало? Только ему! Им всегда в семье все восхищались. Он– то ведь ни в чём не изменился — с какой стати должны меняться другие? Он– то этого не желал! Следовательно, его обобрали! Унизили, убили! П. — грабитель! И враг! И так оно и есть, ведь и сестра теперь «вдруг» заговорила, что П. её обобрал! И то, что враг, тоже теперь говорит. И что хочет убить — тоже.
Таким образом, брат, кроме решения проблем с потенцией, тоже рядом с уничтоженной В., как и всё семейство, получает свою долю удовольствия: от власти, от мести, от возможностей к утончённому садизму, скажем, в виде провоцирования благодарностей за свой характер «благодетеля»…
Кстати, о деньгах. Ведь именно продолжением с ним, «благодетелем», взаимоотношений были злоключения «В». в Центре, оплата (деньги!) всех этих ненужных целительских курсов, жертвование на «дело Божье» средств (деньги!) и вещей — даже детских. А больница? Сестра разве что не до агонии благодарна брату за фрукты, которые он ей в больницу принёс, и за незначительную денежную мзду врачам, но разве это окупает её там страдания? Счёт не оплачен, и, вспоминая фрукты для дочери, которые та, якобы, не видела без Сергея, сопоставляя требуемые на фрукты деньги с расходами, в которые ввёл сестру «благодетель», невозможно не сделать определённых выводов. Так что даже в денежном исчислении всякий семейный кумир вовсе не благодетель, а должник и вор. Вор — это не просто человек, умыкающий деньги, завернул за угол — и уже любящий домашних господинчик. Вор — это состояние души, которое не скрыть ни за какими масками, потому что переносится психоэнергетически и становится проклятьем для всякого взирающего на него с детской доверчивостью.
Теперь о «любящих» взаимоотношениях брата-вора и анальной сестры. Они таковы, что Ольгу, вторую жену Сергея, даже после развода по-прежнему вводят в состояние умилённо-слёзного исступления.
Воры (урки), перед тем как пойти «на дело», часто впадают в сентиментальное слезливое состояние: поют песни про маму, что старушечка любимая ждёт… Эти песенки под гитару отнюдь не проявление благородства душ. Мать вору нужна. Вор начинается с матери, а таким завуалированным образом он эмоционально, как в детстве, цепляется за юбку убивающей матери, тем получая «благословение» на преступление. Вор не любит, но пользуется — и прежде всего воспеваемой матерью. Тема взаимоотношений урок с сёстрами изучена меньше, но, очевидно, тоже облечена в сентиментальные формы.
Внешне всё выглядит идиллично — для некрофилогенной культуры: выросший младший братишка, маменькин любимец и советчик встречает сестру после работы, якобы потому, что одной ей идти по улице вечером опасно, опасно, опасно, страшно, страшно… бойся… бойся… бойся… Держа за руку (закольцовывается энергия!), он вспоминает, как им было хорошо вместе, как они и раньше гуляли, держась за руки, и оба в унисон вздыхают, что не везёт им с жёнами и мужьями, и как это красиво, что ничто и никто не может разорвать их связи… А может быть, в том и есть великий смысл, что он оставил семью и оказался рядом прежде, чем она оказалась одна, чтобы быть ей опорой — ей, любимой сестрёнке…
Но жив Господь!! И есть правда на свете!
Через пять месяцев В. разругалась с братом и со всеми домашними (из-за П.!) и через два дня нашла и место, и время примириться с П. Характерно, что за три недели до того она «вспомнила» про субботние богослужения.
* * *
Итак, в результате наблюдений и размышлений этой главы мы пришли к осмыслению одного из важнейших законов существования людей на нашей планете: во взаимоотношениях двоих всегда надо учитывать присутствие третьего. Пусть даже незримое. А оно ох как часто запрятано за «благородными» рационализациями! Учитывать, как мы видим, присутствие или отсутствие брата в душе (телах мировоззрения и памяти) В. просто необходимо. Ведь иначе можно запутаться в сходных по форме событиях. Например, «В». у целителей сначала принимали, а потом отторгли. Она ими тоже сначала восхищалась, а потом они стали более чем смешны — скучны. Так же произошло и в среде друзей П.: сначала её принимали, а потом её изменившееся поведение и, главное, внутренние движения души привели к обоюдному охлаждению взаимоотношений. В том и другом случае сама В. сначала чувствовала некую общность со своим окружением, а затем несовместимость. (Кстати, после возвращения брата суббота оказалась в пренебрежении.) Если сделать ложное предположение, что в обоих случаях В. была одной и той же (как о том можно сделать вывод, судя по паспорту и сравнивая вклеенное туда фото с оригиналом), то можно сделать вывод, что все сообщества одинаковые, или, попросту, что все люди одинаковые: сначала принимают, потом отторгают. Однако вывод меняется, если принять во внимание, что разлад с экстрасенсами начался после переключения брата на другой живой организм, а разлад с друзьями П. — после его, брата, возвращения. В одном случае, при брате она, как Софья Андреевна, анально-накопительского типа (помните, в главе «Ты меня употребишь — и бросишь» В. угадывала во всех желание ею попользоваться и обвиняла в этом и П. — на самом же деле это раскрывало её отношение к людям), без «наездника»-брата она способна пододвинуться к генитальному характеру. Но дело не только в индивидности брата. Дело в её нравственном выборе. Да, конечно, инверсированное давление на неё колоссально, и клин, отделяющий её от жизни, вбит ещё в младенчестве матерью, не способной любить отца, но ведь Бог с`илен освободить и не от такого клина! Будь В. верна заповеди о неразрывности взаимоотношений с супругом, этой анальной неприятности (ссора с П.) с нею бы не произошло.