Подноготная любви
Шрифт:
П.: Если столько было тогда, то сейчас больше. Минимум 12 лет с Галей разницы.
Ольга: Да и потом, бабника, что ли, не видно? Зачем он нужен? Я и Гале говорила, что он и ко мне приставал… А она: а я зна-а-аю, он мне расска-а-азывал, это у него ме-е-етод такой… А что он ей рассказывал? Что лечил? Или что? Мы ей: вот он с той-то и с той-то. А она: а я зна-аю, в этом-то и е-есть благоро-одство — зна-а-ать и не обра-а-ащать внима-а-ание.
П.: А мне Галя говорила, что он — импотент.
Ольга: Разве??!
П.: Да. Не удивляйся: распространённое, между прочим, среди гипнотизёров явление. Взять того же Месмера. Или ещё кого-нибудь из известных… Этого пытались лечить многие, но вылечила — Галя. Поэтому-то он, как она объясняет, наконец, и женился.
Ольга: Импотент? Да у него семья вроде есть. В Прибалтике.
П.: Так он ещё и приезжий?
Ольга:
П.: Так он — приезжий…
Ольга: Да.
П.: Приезжий…
Ольга: А почему это так для тебя важно?
П.: Нет-нет, всё в порядке. (Ох, как больно… Больно-то как… Приезжий… Это очень важно…) Нет-нет, неважно. Значит, говоришь, семья… Что, и дети есть?
Ольга: Наверное. А хотя кто его знает — всё это, может быть, враньё, и никаких детей нет. Или не от него. От него всё что хочешь можно ожидать… Импотент, значит?.. Он же там с какой-то лестницы упал, позвоночник, говорил, повредил — может, у него после этого? А может, дело не в лестнице, а просто внутри весь насквозь гнилой. Он же весь гнилой! Почему бы и не это тоже? А Гале: помоги мне, несчастненькому… Какая гадость, какая гадость!
П.: Галя мне говорила, что она не его одного в Центре от импотенции вылечила.
Ольга: Она? Исцеляла кого-то? Что-то я сомневаюсь! Нет, не может быть!.. Хотя… Знаю, у одной на работе горло вылечила. Точно. Но импотентов? Нет, не знаю. Ничего не могу сказать.
П.: А как же он мог жениться, если, говоришь, у него семья?
Ольга: А ну и что? С него и это станется. А может, никакой семьи и не было никогда…
П.: А как долго это у них продолжалось?
Ольга: Сколько встречались? С год, наверное. Или полгода. Я точно не знаю.
П.: А как ты думаешь, кто из них был инициатором отношений?
Ольга: Он, конечно. Я же говорю: ни одной юбки не пропускал. И в любви объяснялся. И Гале тоже. Хотя, в сущности, она ему ни на минуту не была нужна.
П.: (Больно, очень больно… Опять приезжий… Почему именно приезжий? Что-то здесь не то… Сталин — с Кавказа, Гитлер — из Австрии, Наполеон — с Корсики…) Так… А закончилось по чьей инициативе?
Ольга: По его же. Очень некрасиво, причём, всё это сделал.
П.: Как?
Ольга: Так. Некрасиво — и всё. Даже не хочется рассказывать. Ему же нужно было жениться. В Москве обосноваться.
П.: Галя, знаю, в дом свой его не ввела.
Ольга: Да.
П.: А почему?
Ольга: А ты спроси: ему нужно было это? Нужды ему не было — вот она и не ввела. А если бы была, то, наверное, сделала бы, как ему нужно…
П. не случайно обратил внимание на ту деталь, что «дорогой экстрасенс» был приезжим. В который уже раз в его жизни воспроизводилось одно и то же положение. Любая его более или менее продолжительная связь заканчивалась однотипно: после того как очередная дама предавала, у неё вскоре (!) случалась страстная, до лихорадки, любовь. Начиналась она грязно, заканчивалась и вовсе омерзительно. Так что же тут важного? То, что женщины предают, — это не новость, то, что страстная любовь случается, — тоже, то, что вскоре и после, — занятно, но поразительно то, что объектом страсти всякий раз оказывался приезжий. Или история приключалась на выезде. Причём объект вовсе не был интеллектуалом из какой-нибудь другой столицы, вовсе нет, они были, на удивление, даже не из провинции, а из самой что ни на есть тупорылой глубинки. Принюхивающиеся — да, но выраженных говнюков сотни тысяч и в городах, тем более в столицах, почему же непременно — глубинка? Наш П. и раньше обратил внимание на эту закономерность, ещё до того, как стал писать, и даже прежде, чем стал углублённо изучать психологию. Но заметить закономерность — одно, осмыслить её — нечто иное. Обратил внимание — и правильно сделал: в этой закономерности отражался способ существования и его самого, и тех женщин, которые оказывались рядом с ним… И вот — снова пример страстной любви, грязное начало, омерзительный конец, и опять, опять приезжий!! Правда, есть и отличие: у Гали не после, а до. Расширение пространства для размышления… В чём же разгадка? Приезжий, неважно откуда, отличается от местных немногим: манерой говорить, манерой кивать, манерой не соглашаться, и т. д. Таким образом, те, кто привык, скажем, визуально (по мимике, жестам и т. п. — это во многих случаях надёжный способ) определять скрываемые за потоком слов истинные намерения собеседников, не давая себя провести своим, с приезжими могут обмануться.
Людей можно разделить на три типа: визуальный, аудиальный и кинестатический. Женщина визуального типа скажет про свою неудавшуюся причёску: мне кажется (видится), что не получилась. Аудиального типа скажет: я слышу, все говорят — не получилась. А кинестатического: чувствую — не получилось. Люди разного типа по мировосприятию существенно друг от друга отличаются. Очевидно, что женщине кинестатического типа безразлично — приезжий перед ней или нет. Злобу она всё равно чувствует как злобу. А вот женщине визуального типа — не безразлично. Она оценивает намерения оказавшегося рядом зрительно. Оценивая именно внешние проявления, она определяет необходимый уровень защиты от поползновений её поработить. Но у приезжего мимика и жесты иные; пытаясь по движениям неизвестного оценить внутренние его побуждения, её логический, и без того женский, ум перегружается, отключается, и она впадает в гипнотический транс. В этом её состоянии, если любой, даже среднепринюхивающийся индивид скажет «я тебя люблю» — для неё это приказ. В бессознательном смысл фразы теряет исходный смысл и превращается в приказ к определённому поведению — изображать по отношению к нему любовь. «Я» — для неё это она, «люблю» — как это делается, она видела, «тебя» — это его. Да, таковы свойства языковых безымённых перевёртышей в устах подавляющих: они, минуя критическое мышление, фиксируются непосредственно в подсознании. И потом ритмически лязгают изнутри ржавым металлом: «Я тебя люблю… Я тебя люблю… Я тебя люблю… Я тебя люблю — я его люблю!..» Таким образом, приезжий, только потому, что он приезжий, обходит местных как гипнотизёр, целитель, император, жулик, проповедник… Вспомним, хотя бы, Сталина. Вождь русских — нерусский, с Кавказа. Вождь немцев — Гитлер, хоть и немец, но из Австрии, другая культура, быт… Наполеон не из Франции, а с Корсики. Русские цари по крови — немцы, англичане…
То, что предававшие П. женщины влюблялись страстно, причём именно в приезжих, выявляет, что все они, эти женщины, относились к визуальному типу. Естественно, что и наш Психотерапевт сам относится к тому же типу — на разных языках долго не поразговариваешь. Двое должны или видеть, или чувствовать, или слышать. Так уж устроена жизнь, что «тайна двоих» — тайна только для несведущих, всё рассчитывается, и лучше это понимать, чем недопонимать, — и смириться. К визуальному типу, безусловно, должна относиться и Возлюбленная — она и относится. Отсюда и потенциальная опасность подпасть под феномен «страсти к приезжим» — что и произошло. То, что Возлюбленная — экстрасенс среди экстрасенсов, не должно вводить в заблуждение: она здоровая женщина, целителей превосходит и в чувствительности, визуальные же способности ещё выше.
В закономерностях «страстной любви» есть и другие аспекты. То, что предававшие П. женщины вскоре расплачивались за своё предательство страстной любовью, и именно вскоре, тоже закономерно. Наш Психотерапевт в поисках себя от заблуждений и зависимостей пытался защититься логическими построениями. Скажем, его пилят за разбитый сервиз — он как дважды два доказывает, что он в этом виноват быть не мог, хотя бы потому, что дома его в это время не было, да и сыпался сервиз не из его рук, а из её. Люди вообще, а женщины в особенности, свою неправоту осознать не в состоянии. Женщине согласиться с собственным несовершенством — это всё равно, что от самой себя отказаться, поэтому, следуя гордости, отказываться им приходится от логики как таковой. От защищающей, заметьте, логики. А это — подверженность внушениям. Следствие — психоэнергетическая травма, она же, если исходит от мужчины подходящего возраста, — страстная любовь. Вообще говоря, любое предательство порождает ложное самооправдание, а это — разрушение целостности логической защиты бессознательного, за что следует расплата в виде «любви». Предательство — это отказ от верности, нарушение первой заповеди: «Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим…» Но расплата — страх и страсть — следует вообще за нарушение любой заповеди. Или, если вам угодно, за отсутствие живой связи с Господом. Но это уже математика высшая… Так что, очень правильно отреагировало цепкое восприятие П.: приезжий… Очень важно…
… Ольга: А я ей говорила — нашла, из-за кого расстраиваться. Тоже мне, сокровище… Фигня… Но ведь она, если что в голову себе вобьёт — хоть кто ей что объясняй, бесполезно… А всё равно, я не хочу верить, что это из-за него брат мой погиб.
П.: Но ведь ты же сама пришла к этому выводу? Что авария произошла уж слишком неестественно?
Ольга: Да, сама. Но теперь верить… не хочу.
П.: Мне Галина дочка говорила, что они клали твоего брата и над ним колдовали. А потом сказали, что жить будет долго.