Подозреваются все [Мы все под подозрением]
Шрифт:
— Но зачем, опомнись! За каким чёртом?!
— Ничего не поделаешь, моя дорогая, для этого мы и существуем. Человечество складывается из мужчин и женщин. Его готовили специально для женщин. Если бы ты знала, сколько он уже успел сделать, у тебя бы глаза полезли на лоб. Не одна уж отдавала нам душу, чтобы только он вернулся к ней…
— На меня не рассчитывай, не отдам. Последняя вещь, которая ещё у меня осталась, — это душа, не получите её!
— Не отдашь нам, так отдашь ему. Все вы, кретинки, отдаёте им душу, — он наклонился ко мне и смотрел на меня глазами, сверкавшими какой-то злобной радостью. —
— Что?!
— Я, кажется, понятно говорю? У него нет души, получит её от тебя…
— Не получит! — упрямо заявила я.
— Скажу тебе ещё кое-что, — продолжал он таинственно. — В сущности, ты мне нравишься, я дам тебе хороший совет. Ты можешь отдать ему только половину души, но должна будешь пробудить в нем человеческие чувства. Ты должна его хоть раз заставить поволноваться.
— То есть как? — удивлённо спросила я. — И это все?
— А тебе этого мало? Попробуй, убедишься. Сразу тебе скажу, что тебе удастся довести его до бешенства, может, он тебя даже задушит!.. Но заставить волноваться — исключено! Такого ещё не случалось.
— Ерунду ты говоришь, нет на свете такого человека, который бы никогда в жизни не был взволнован.
— А кто тебе сказал, что он человек? Он наш представитель. Твоя душа имеет для нас большую цену, потому что ты, действительно, исключение из рода людского. У тебя такие глупые мысли, каких нет ни у кого другого. Он останется при тебе до конца жизни, чтобы ты могла откупиться…
— Убирайся, пропади пропадом, проклятое чудище! Пошёл вон! Чтоб мои глаза тебя не видали!!!
— Хорошо, хорошо, в этом не будет необходимости…
Все ещё смеясь, он встал с кресла, отвесил мне церемонный поклон и так, склонившись, стал бледнеть, бледнеть, пока наконец совсем не исчез из виду.
На следующий день я получила от капитана копию своего утерянного письма. Прочитав его, я поняла удививший меня вопрос следственных властей о нашем «Мистере Универсум», потому что там, кроме иных, находилась полная горечи фраза: «А если хочешь узнать все подробней, то спроси об этом у того, кому вы присудили первый приз на вашем очаровательном конкурсе красоты…» Мы сидели втроём и пили кофе: Алиция, Марек и я, подводя черту случившемуся. Алиция была вполне удовлетворена.
— А я уже беспокоилась, — сказала она, закуривая сигарету. — Ничто на него не указывало.
— Ситуация вокруг мастерской была обманчива, — задумчиво сказал Марек. — Никому не пришло в голову, что он мог совершить этот безумный шаг. Ведь было ясно, что мастерскую он потеряет.
— Ой до самого конца надеялся, что нет, — ответила я. — Выказывал удивительный оптимизм, может быть, обманывал сам себя. А впрочем… Чем была для него утрата мастерской в сравнении с утратой… чего? Вообще всего.
Марек меланхолично кивнул головой.
— Если бы об этом стало известно, с ним все было бы кончено. Он ведь, в сущности, ничем не рисковал. Я представляю, каким ударом дня него было известие, что Тадеуш в курсе дела. Он был уверен, что никто об этом не знает.
— Но как он смог это сделать? — заинтересовалась Алиция. — Теперь-то уже, наверное, можно сказать?
— Это очень неприятное дело. Он подкупил одного из наших коллег, чтобы тот не участвовал в конкурсе. Извини, дорогая, я не буду уточнять… Как говорят древние, «не будем называть имён», согласимся с этим… Витек, боясь конкуренции, забрал у него материалы якобы для того, чтобы получить уверенность…
— Эскизы, — задумчиво сказала я. — Он забрал эскизы, я была свидетелем этого…
Перед моими глазами вновь встала картина, которую я упорно отгоняла. Я увидела замусоренную мастерскую, позднюю ночь, злого, заросшего щетиной Януша и Витека, висящего на телефоне, с ожесточённым лицом ведущего разговор, который был бы совершенно непонятным, если бы я случайно не знала, кто находится на другом конце провода… Потом увидела их обоих над кипой чертежей, привезённых от Витека в два часа ночи. Я вспомнила клятвы и уверения, что автор согласился… Витеку и в голову не могло прийти, что мне обо всем известно, это никому бы не пришло в голову… Никогда в жизни я не смогу признаться в собственных контактах с человеком, который позднее написал мне это письмо. Это именно он был автором использованных Витеком эскизов. Он уехал и не успел мне подробно обо всем рассказать. Но на суде, к счастью, это письмо фигурировать не будет, достаточно свидетельских показаний Марека. А следственные власти были настолько тактичны, что не разгласили тайны, кто был адресатом этого письма.
— А потом он воспользовался ими как собственными, — продолжал Марек.
— Примите ещё во внимание, что он получил вторую премию и что до сих пор не решён вопрос, какой из проектов будет реализован, возможно, что именно его.
— Вот-вот, поэтому он скорее мог позволить себе потерять мастерскую, нежели репутацию! Реализация проекта в Иране стоила для него дороже даже двадцати покойников.
— Они его, видимо, начали подозревать гораздо раньше, чем мы, — задумчиво сказала я. — У меня такое впечатление, что Ядвигу они забрали умышленно, для отвода глаз.
— Они не отдавали себе отчёта в том, чем для Витека является положение директора предприятия, — буркнула Алиция. — А мы, в свою очередь, не подозревали, что Тадеуш знал о конкурсе.
— Говоря между нами, боюсь, что именно я в какой-то степени оказался причиной этого, — вздохнув, сказал Марек. — С той минуты, когда я признался, что меня гораздо меньше бы удивило, если бы жертвой оказался руководитель мастерской, они начали искать его врагов. Ну и нашли. Оказалось, что среди наших знакомых было несколько человек, которые заметили глубокое отвращение подкупленного автора этих эскизов к Витеку, было ещё несколько человек, которые тоже были о нашем руководителе не самого лучшего мнения… Иранский конкурс был только гвоздём, вбитым в крышку гроба.
— Но почему ты ничего не сказал? — недовольно спросила Алиция. — Ты позволил бы им обвинить Ядвигу?
Марек посмотрел на неё с явным неудовольствием.
— У меня не было никакой причины рассказывать об этом, потому что я не знал, что это имеет какое-то отношение к делу. О том, что Столярек его шантажировал, я узнал от прокурора только позавчера вечером.
— Действительно, ты прав…
— Но, с другой стороны, я им восхищаюсь. Что значит человек, который ни перед чем не останавливается ради достижения своей цели! Я бы так не смог…