Подпольная империя
Шрифт:
Лицо его перекашивается от злобы, дикая ярость захлёстывает и заставляет дрожать. Гнев и злость получают над ним полную и безраздельную власть. Он приступает ко мне, готовясь наброситься и, возможно, кто его разберёт, впиться зубами мне в горло.
Глядя на это, я совершенно не испытываю беспокойства. Я испытываю воздушную лёгкость, вдруг наполняющую моё тело. И я вижу будущее. Пусть не очень далеко, всего на несколько мгновений вперёд, но всё же вижу.
Я вижу, как легко уклоняюсь от удара и демонстрирую поистине молниеносную реакцию.
Мне открывается эта великолепная картина и единственное, что меня огорчает, то что схватка происходит над гробом Айгуль. Впрочем, возможно, в том, чтобы сделать всё у неё на глазах, как раз и кроится смысл.
Не знаю как, но то что я представлял мгновенье назад я повторяю с исключительной точностью. Враг хрипит от бешенства и злости, а я наношу удар за ударом, причиняя новую боль. И вот в момент, когда я готов отправить его минимально в нокдаун, я вдруг сам испытываю острую боль. В районе затылка. Что за хрень, успеваю подумать я, и мир гаснет. Наступает полная темнота.
Когда я открываю глаза, темнота не рассеивается. Я касаюсь глаз рукой. Глаза на месте, никто, кажется, их не выколол. Уже неплохо. Выставляю руку и пытаюсь понять, где я. Кажется не в гробу, иначе это был бы очень просторный гроб.
Я лежу, подо мной твёрдая поверхность. Болит голова. Пахнет землёй, табачным перегаром и затхлостью.
Ощупываю поверхность на которой лежу. Грубые доски. Приподнимаюсь… Так… Ага, подо мной дощатый пол. Встаю на ноги и, вытянув перед собой руки, медленно иду вперёд. Утыкаюсь во что-то мягкое… Похоже на одежду, угу, это кажется ватные фуфайки. Да, точно. Два ватника, висят на крючках. Это вешалка… Хорошо.
Нащупываю стену. Гладкая, похоже сделана из ДВП. От влаги его выгнуло крупными пузырями. Иду вдоль стены и нахожу дверь. Дёргаю, пытаюсь открыть, но она, кажется, запертой. Ладно… Шарю рукой по стене и, о, чудо, нахожу выключатель.
Щёлк и… да будет свет, сказал электрик… Становится светло. Я жмурюсь, в первое мгновение глазам больно, но они быстро привыкают. Я стою внутри небольшой бытовки. Вешалка, пустой стол покрытый газетой, эмалированная кружка, топчан, заваленный тряпьём, табурет. Ещё один табурет. Лопат и другого инструмента нет. Заглядываю под лежанку. Только пыль клочьями.
На стене плакат. Рука, состоящая из пяти разноцветных лент, держит горящий факел. На нём символ Олимпиады. Кремлёвская башня, составленная из полос, символизирующих беговые дорожки. На заднем плане кремль и золотоглавая Москва. Вселяющая гордость надпись гласит: «Москва столица игр XXII Олимпиады».
Итак, что мы имеем? Пока я собачился с Киргизом, кто-то подкрался и долбанул меня по затылку. Я осторожно ощупываю голову. Да. На затылке волосы в запёкшейся крови. Больно кстати. Прикосновение болезненное,
Значит долбанули по затылку и вырубили. Очевидно, это было спланировано. Так что гнев Киргиза, мог быть постановочным, хотя и не факт… И вот я здесь, в темнице. Я подхожу к выключателю и вырубаю свет. Незачем сигнализировать о своём возвращении из небытия.
Двигаясь вдоль стены, я подхожу к окну и раздвигаю плотные занавески. За окном темно. Не абсолютная темнота, конечно, но огней не видно. И звёзд нет… почему? Я приглядываюсь и замечаю на стекле капли. Дождь… А ещё замечаю решётку, защищающую окно.
Нащупываю ручку и раскрываю узкие створки. Внутрь врывается свежий воздух, прохладный и влажный. Я протягиваю руку и пробую пошевелить решётку. Прикручена намертво, даже на миллиметр не поддаётся. Мне приходит в голову, что я дёргал дверь на себя, но не попробовал толкать в другую сторону.
Разумеется, в процентах вероятность того, что она заперта, составляет девяносто девять целых и девять, девять, девять, девять, девять… после запятой. Но проверить, всё-таки стоит. Я возвращаюсь к двери, пересекая помещение и по-прежнему держа руки вытянутыми.
Глаза привыкают к темноте, но свет снаружи почти не попадает, поэтому нихрена практически я не вижу. Я нащупываю дверь, нахожу ручку и берусь за неё. И в этот момент она резко открывается.
Передо мной возникает чёрный силуэт человека. Твою дивизию! От неожиданности и, чего уж там, с перепугу, а также подчиняясь инстинкту и движимый условными рефлексами, я превращаюсь в могучий таран, бронебойное орудие и сваеукладчик, и наношу максимально сильный удар головой. Раздаётся хруст и слабый стон.
9. Сангиус! Сангиус!
Не мешкая ни секунды, я изо всех сил отталкиваю, стоящего передо мной человека и выскакиваю из вагончика. Делаю пару шагов и… останавливаюсь… В мокром сумраке ночи всё же видимость гораздо лучше, чем в бытовке. И, разумеется, я замечаю несколько человек, стоящих вокруг.
— Эй, ты куда это разогнался? — раздаётся насмешливый голос.
Голос хриплый и низкий, но мне кажется, принадлежит он женщине. Я бросаю быстрый взгляд. Их всего восемь, и один стонет, ползая по земле. И ещё где-то рядом должен быть Киргиз… Значит, десять… Почему его нет, кстати?
— Где Киргиз? — спрашиваю я, с трудом разлепляя губы и пытаясь получше разглядеть этих людей.
Во рту пересохло и язык почти не слушается, но я заставляю его шевелиться. В груди снова закипает злость. Что за маскарад? У них чёрные плащи с капюшонами. Серьёзно? Это прикол такой?
— Где Киргиз? — повторяю я.
— В тебе много ярости, — скрипит голос. — И это хорошо. Это то, что мне надо. Я заберу её всю, всю твою ярость! Давайте, порочные рабы ночи, выбейте из него ярость, но не смейте забирать жизнь. Eius vita ad me pertinet! Вперёд, чёрные братья. Deinceps!