Подранок - ответный удар (Бумеранг - 2)
Шрифт:
– Ну, что ж, задатки столяра в тебе есть, - придирчиво осмотрев "шедевр" со всех сторон, оценил Кочан.
– А руку со временем набьёшь.
Конечно, не за этим Стас вновь вернулся сюда, в этот опасный город. Не за этим нанялся в батраки Пухлякову.... Но, спешка хороша только в ловле блох. Оставалось терпеливо ждать подходящего момента.
Однако кое что полезное Громов для себя прояснил. Случилось это в то время, когда Кочан, закончив своё очередное изделие - шикарный, обтянутый дорогой чёрной материей, с откидными крышками и массивными бронзовыми ручками на бортах гроб, чуть слышно проронил себе под нос:
– Если
С губ Стаса едва не сорвался вопрос: "А, что Василий тебе знаком?" И, несомненно, это случилось бы, но голосовые связки Громова перехватил спазм ненависти, потому вопрос так и остался в мыслях. И, слава богу. Форсировать события не стоило. Из этого гневного проклятия Громов сделал вывод, что Стрельцовская братва беспредельничает по-чёрному. Уж кто-кто, а урки раньше супротив него не восставали. Получается, и их он конкретно достал. А то, что Кочан принадлежит к зековской касте, за него говорили татуировки на его теле. Немногочисленные, но начисто стирающие всякие домыслы об их вольном происхождении. Крупица истины в умозаключении Громова имелась. Итак, первый незримый шажок в нужном направлении был уже сделан.
Одним утром в мастерской появилась госпожа Блюхтер. С абсолютно спокойным, непроницаемым видом она подошла к возившемуся у верстака Громову и отчеканено доложила:
– Вас требует к себе Иван Григорьевич.
– Меня?
– ткнул пальцем в свою грудь Стас.
– Вас, - коротко подтвердила Антонина Исааковна и, по-солдатски развернувшись на каблуках своих старомодных туфель, зашагала прочь.
Она давно поймала себя на мысли, что не может проявить в отношении этого новенького хоть капельку бестактности, хотя с любым, даже с Пухляковым, могла вести себя крайне резко. А вот с этим не получалось. Объяснить это госпожа Блюхтер затруднялась.
У дверей хозяйского кабинета Стас перевёл дух и еле унял вдруг взбесившееся сердце. Собравшись, негромко постучал.
– Вйодите.- Даже здесь, стоя за дверью, Громов по голосу Пухлякова определил, что тот чрезмерно взволнован.
Набрав полные лёгкие воздуха и состряпав глуповатую физиономию, Стас вошёл в кабинет.
Пухляков и вправду был очень взволнован. От многоуважаемой крыши поступил спецзаказ, и отправиться на его выполнение должен был новенький. Ещё и присмотреться к нему толком не успел.... Как тут не волноваться? Ну не самому же браться за лопату, в конце-то концов!
Иван Григорьевич вышел из-за стола и приблизился к застывшему в дверях могильщику.
– Так, уважаемый.
– Хозяин ритуалки сплёл пальцы на выпяченном брюхе и взглянул на своего работника поверх пенсне. Такой вид он принимал только тогда, когда речь заходила о делах очень серьёзных. Громов об этом не знал, но догадался.
– Сегодня тебе предстоит работа, ради которой я тебя и принял к себе.
– Он выдержал длительную паузу, наблюдая за реакцией могильщика. Стас сделался серьезней серьёзного. Пухлякову это понравилось, но вида он не подал. Продолжал прежним холодным и властным тоном:
– Сейчас тебя отвезут на кладбище. Там поступишь в распоряжение сторожа Егорыча. Всё, что он скажет, запомни, для тебя закон. От себя добавлю: Стас, ты должен быть глух и нем. Иначе, - Иван Григорьевич перевёл взгляд себе под ноги.
– Уяснил, что с тобой может произойти, если ты посмеешь ослушаться?
Не понять подтекст этого контекста мог только полный
– Я могу идти, - с выражением полного понимания Стас повернулся к двери.
– Да, - кивнул Иван Григорьевич.
– Снаружи тебя ждёт машина. Вернёшься только тогда, когда всё закончишь.
– "Всё" было особо акцентировано.
"А всё-таки, Гриша был лучше", - с некоторым сожалением подумал Пухляков, когда за могильщиком закрылась дверь.
У входа ждала серая двадцать первая "Волга" не первой свежести с двумя угрюмыми мужиками внутри.
– Могильщик?
– сухо спросил восседающий на "командирском" месте.
– Угу, - кивнул в ответ Громов, усаживаясь на заднее сидение.
На этом интерес к его персоне в течении последующего часа был полностью утрачен. Мужики сами разыскали кладбищенского сторожа, мужчину лет шестидесяти пяти в выцветшем армейском камуфляже, прикрывающем ещё довольно крепкое тело, и афганской панаме, лихо заломленной на посеребрённый сединой затылок. Пошептались с ним и втроём удалились вглубь кладбища. Стас присел на низенькую скамеечку подле маленького кирпичного домика с железной трубой на крыше и задымил термоядерной "Примой", к которой, как и ко многому другому, пришлось приучиться. Скучать в компании со зловонной сигаретой пришлось не менее получаса. Наконец, из-за разлапистого куста сирени вынырнула камуфляжка сторожа, за ней серые пиджаки мужиков. У ворот они распрощались. Мужики сели в машину и были таковы. Неспешно и слегка покачиваясь, сторож приблизился к Стасу.
– За Гришу?
– вместо "здрасьте" грубовато спросил он.
– Да, - поднимаясь со скамьи, ответил Стас.
О Грише и о его роде деятельности в общих чертах Громов слышал от Кочанова, поэтому вопрос его врасплох не застал.
– Ну, ладно, - осмотрев нового могильщика с ног до головы, да так, будто перед ним стоял не живой человек, а музейное чучело, изрёк сторож.
– Звать как?
– Стас.
– Громов первым подал руку, как знак уважения к возрасту.
На долю секунды изрезанное морщинами лицо старика просветлело и разгладилось, отчуждённый взгляд бесцветных глаз вспыхнул живой искрой. Но мгновение скоротечно, и вновь на Стаса зрело каменное изваяние.
– Семён Егорович. Можно просто Егорыч.
– Но как бы то ни было, потеплевший тон и отеческое рукопожатие нельзя было утаить под маской. Громов ощутил, что под ней, под этой самой маской, скрывается абсолютно другой по характеру человек.
– Вот что, Стас, давай за знакомство мы с тобой по пять капель, - неожиданно предложил Семён Егорович.
Отказать, значит проявить неуважение. Значит, обидеть. А обижать этого человека Стасу не хотелось. Егорыч чем-то симпатизировал ему.
– По пять, так по пять, - кивнул Стас и направился следом за Егорычем в сторожку.
В сторожке было прохладно и довольно уютно. Мебели всего ничего, да и та ветхая. Стол, стул, железная кровать, да ободранные часы с кукушкой на стене. Вся площадь этого помещения, включая тёмный "предбанник" не превышала квадратов кухни в "хрущёвке".
Егорыч вытащил из-под кровати поллитровку "Пшеничной" и два граненых стакана.
– Извини, но закуски нет, - виновато пожал он плечами.
– Я питаться в столовую хожу. Тут неподалёку.
– Ничего, мы и так привыкши, - улыбнулся Стас и поднял уже наполненный Егорычем стакан.