Подранок - ответный удар (Бумеранг - 2)
Шрифт:
Выплакавшись, Стас почувствовал прилив свежих жизненных сил и абсолютную уверенность в своей победе над врагом. Поднявшись с колен, стряхнул с одежды, прилипшие к ней комочки земли и травинки, потом уверенным шагом зашагал по тропинке, словно знал, что она выведет его к сторожке. Она и вывела, но вновь мимо загадки, которая так и останется им неразгаданной. Громов наткнулся на собственную могилу. Неухоженную, провалившуюся, с почерневшим и потрескавшимся деревянным крестом, на котором были вырезаны его инициалы и прибита гвоздями старая фотография. Его похоронили, как отъявленного мерзавца, Просто предали земле тело и забыли.
Вот и знакомый домик. Стас, оставив инструмент в "предбаннике", вошёл в сторожку. Егорыч, сидя за столом, задумчиво подпирал седую голову руками и смотрел в одну точку на стене.
– Что произошло, Семён Егорович?
– забеспокоился Стас.
– Понимаешь, Стас, - не отрывая глаз от точки на стене, проронил Егорыч.
– Я вот чего-то никак не припомню: выпил я спирт или нет? Если выпил, то почему не опьянел? Если не выпил, то куда же он подевался?.
– А, вон чего, - рассмеялся Стас и выставил на стол бутылку с оставшимся спиртом.
– Ты у меня её оставил.
– Вот ёлы-палы!
– обрадовался Егорыч.
– А я то уж.... Ну, давай, разливай.
Громов расплескал горячительную жидкость по стаканам. Выпили чистоганом. Воздухом закусили.
– Хорош подарочек?
– удовлетворённо крякнул сторож, поставив пустой стакан на стол.
– Чей подарочек-то?
– просто любопытства ради спросил Стас.
– А-а, - Семён Егорович махнул куда-то в пространство.
– Врача одного давеча хоронили, так коллеги его мне на помин души и оставили.
Семён Егорович помолчал немного, потом вдруг тихим голосом предложил:
– Хочешь, Стас, я тебе свою жизнь расскажу?
– Ну, если...
– замялся Стас.
– Послушай. Всё равно делать пока нечего.
Глава 3.
Семён Егорович Подкидышев был воспитанником местного детского дома, и помнил себя с пятилетнего возраста. Естественно, ни о своих родителях, ни о месте и дате своего рождения, равно как и о настоящем имени, он ничего не знал. Лишь, будучи в десятилетнем возрасте, выведал-таки у престарелой нянечки, что был подброшен грудничком к дверям детского дома в самом начале Великой Отечественной Войны. Всё, более никакой информацией он о себе не располагал. Да, в принципе, и не стремился узнать свою родословную. Тогда не до этого было. Гораздо острее стоял вопрос собственной выживаемости, нежели проблема генеалогических раскопок. В детстве среди таких же, как сам озлобленных не по годам сирот в стенах детского дома. В отрочестве - за место под солнцем в школе-интернате. Юность прошла в покорении немудреных наук ремесленного училища. Потом армия. Служил на дальневосточной погранзаставе. Вернулся возмужавшим и окрепшим парнем-симпатягой с душой-рубахой.
Устроился на работу в слесарные мастерские при автокомбинате. Через год дали однокомнатную квартиру. Стал подумывать о женитьбе. Раньше-то не особо над этим задумывался, хотя от девок отбоя не было. Теперь, почувствовал, что пора. Была у него на примете достойная пара. Здесь же, под боком.
Анюта, молоденькая белокурая девчонка работала на автокомбинате диспетчером и славилась на всё предприятие свое гордыней и неприступностью. Много удалых парней ей руку и сердце предлагали. А нет. Отказывала. Не по душе они ей были.
Семён сентиментальностью не страдал. Нравилась она ему и точка! Подошёл
– Анюта, выходи за меня замуж.
Аня вся краской залилась, реснички свои длинные опустила и тихо так прошептала:
– Мне подумать надо.
– Вот и подумай до сегодняшнего вечера, - белозубо улыбнулся Семён.
В тот же вечер Аня дала своё согласие. Да и как могла она ему отказать? Ведь полюбила же она его сразу, как только увидела. А признаться... Девичья гордость, да и самой первой на этот шаг идти - некрасиво пор тем временам считалось.
Через месяц сыграли свадьбу, а через год родился сын Станислав. Родители в чаде своём души не чаяли. Но не баловали. Ведущая роль в воспитании сына принадлежала отцу. Как настоящего мужика воспитывал - без всяких там нюней. Стас силу и характер отцовские наследовал. А вот лицом вылитый мать был, такой же белокурый и большеглазый. Зато никому необидно.
Сын подрастал. Время-то оно скоротечно. Пришла пора и второго ребёнка заводить. Но, к большому сожалению, врачи категорически запретили Ане рожать повторно. Но разлада в семье по этой причине не было. Смирились. Один, так один.
Прошли годы. И в один прекрасный день Станислав семнадцатилетний красавец-парень изъявил желание стать профессиональным военным. Родители артачиться не стали и дали своё благословение. Стас с первого захода поступил в один из престижнейших ВУЗов великого могучего Советского Союза, и вернулся в отчий дом спустя пять лет в погонах лейтенанта. Но не за тем, чтобы под родительским крылышком продолжить свою военную карьеру, а с целью сообщить своё решение.
– Мама, папа, - встав за семейным столом, чётким командирским голосом сказал он.
– Я уезжаю служить в Афганистан.
Мать, как водится, в слёзы. А Семен Егорович воспринял известие спокойно, по-мужски.
– Сын, ты офицер. Раз принял решение, то так тому и быть. Не опозорь честь советского офицера.
Спустя три дня Стас укатил в Афган. Потянулись дни напряжённого ожидания от письма до письма. В скупых солдатских письмах, черкнутых на колене, в передышках между тяжёлыми боями, Стас убеждал своих родителей, что, все, что говорят об этой войне - это байки. И стреляют здесь редко, и местное население относится к советским солдатам с большим пониманием. Конечно же, рассказывать правду об ужасах этой войны он просто не имел права. Да и расстраивать родителей не хотел. В последнем письме, полученном в канун второй годовщины службы, Станислав сообщал, что скоро приедет в отпуск на недельку, и в этом же конверте прислал свою фотографию, на которой он был запечатлён в обычной камуфляжке без погон. Это была первая, и последняя его фотография с полей сражений.
Командир разведотряда Станислав Подкидышев вернулся на родину "грузом 200" в отпуск бессрочный.
Это был невыносимый психологический удар для родителей. Накануне похорон сына его мать была госпитализирована в кардиологическое отделение в крайне тяжёлом состоянии с диагнозом: обширный инфаркт миокарда. Семён Егорович отказался от помощи в проведении похорон, предложенной военным комиссариатом. Он возненавидел войну, а вместе с ней и людей в погонах. Стаса похоронили не на аллее героев, а далеко от неё. Так захотел Семён Егорович. Но погребли Стаса в цинковом гробу, как не противился этому Подкидышев. То было приказом для офицеров сопровождения.