Подростки

Болтогаев Олег

Я поцеловал ее в губы именно во время этих ее сладких слов.

Мой поцелуй почти заглушил ее слова. Сначала я целовал ее легко, едва касаясь губами ее губ, моя правая рука искала покоя и нашла его у нее на груди, я слегка сжал ее левую грудь сквозь простынь, я почувствовал ее сосок и то, что она без лифчика.

Левой рукой я стал сдвигать простынь вниз, не надо, прошептала она, ложись рядом, что же ты, так и будешь сидеть, я стал ложиться, боишься замерзнуть, спросила она, нет, не боюсь, удивился я, не похоже, рассмеялась она.

И

я понял. Я вскочил и в два движения сдернул футболку и спортивные брюки.

Я оставался в трусах. Снимать их при свете было как-то неловко.

Я лег рядом с нею. Я снова стал целовать ее лицо, нос, губы. Она откинула край простыни, и я лег ближе, боясь коснуться ее кружевной комбинации.

Я стал снова гладить ее груди, только теперь обе, я целовал ее шею, милый мой, прошептала она и обняла меня. Я провел ладонью вниз по ее долгому телу и чуть не задохнулся от восторга — кроме комбинации на ней не было ничего.

Правой рукой я поймал край кружевной ткани и потянул ее кверху.

— Подожди, порвешь, — она села и стала стаскивать комбинацию через голову.

От вида ее голого тела я чуть не застонал.

— И ты сними все, — тихо прошептала она.

Я потянулся к выключателю.

— Нет, нет, оставь, пусть будет, — сказала Женя.

Я сдернул с себя трусы и прижался к ней.

— Не спеши, миленький. О, какие мы большие, — изумилась она.

Я не мог не спешить. Природа делала все за меня. Я лишь исполнял ее команды.

Невыразимое ощущение ее голого (совершенно голого!) тела…

Я крепко обнял ее, я лег на нее сверху, я оперся на левый локоть, чтоб не давить на нее своим телом, моя правая ладонь жадно скользила по ее груди, по животу, по бедрам.

Я целовал ее почти безотрывно. Я заметил, что она стала дышать жарко и глубоко. Я стал гладить ладонью там, внизу, как назвать то, что я гладил?

Великий и могучий, бедный и богатый русский язык, нет в тебе красивых и в то же время обыденных слов для описания любви. Либо слишком возвышенно, либо низменно и матерно, и то и другое неправда.

Так что я гладил? Женя сама потом подсказала мне, не обижай мою киску, шепнула она, когда я сделал неловкое движение. Киска, под моими пальцами была ее киска, пусть будет так.

Сейчас, вспоминая себя, нашу первую близость, я понимаю, что был неловок, как теленок, я не поцеловал ее в живот и там, ниже, хотя я хотел этого, я почти не целовал ее небольшие грудки, я стремился к одному, овладеть ею и побыстрее.

Но я быстро почувствовал ее реакцию на мою ладонь, там внизу, на ее киске. Я ощутил увлажнение, и, замирая от восторга, легонько ввел палец в негу ее тела, к моему удивлению она задвигала бедрами так, что не было сомнения, ей было хорошо от моей бесстыдной ласки, она тихо застонала.

И я не выдержал. Я навалился на нее, нажал коленом между ее колен, ее ноги послушно раздвинулись, я прижался совсем близко к ней, я стал направлять свой торчащий жезл туда, где был мой бесстыдный палец, на секунду они оказались

рядом, какое-то совсем неуловимое движение, и мой разведчик уступил место основным силам, я не сильно толкнул бедрами и чуть не взлетел от восторга. Я был в ней! Женя охнула в голос, глаза ее были закрыты, только теперь я услышал, что она шепчет мое имя.

И я задвигался. Все было так классно. Все было, как надо.

Ее голова двигалась по подушке в такт моим толчкам, она тихо постанывала.

Бог мой, как это было чудесно!

Только очень быстро. Вероятно, мы оба были так сильно возбуждены, что уже через минуту Женя стала вскрикивать, лицо ее исказилось жалобной гримасой, что с тобой, милая, спросил я, прекратив свои толчки, не останавливайся, зашептала она, не останавливайся, я ощутил, как она вцепилась ногтями мне в спину, я возобновил свой сладостный напор, я почувствовал, что сам вот-вот, и вдруг она, моя первая девушка, моя первая любовница, замотала головой, стала колотить меня пятками в бедра, и, выгнувшись мне навстречу, вцепилась зубами в мое плечо, не сильно, но, как потом выяснилось, до крови.

Неожиданно слезы хлынули из ее глаз, она завыла, откинулась назад, словно умирая, я догнал ее, все ее тело мелко дрожало, я продолжал свое дело, но лишь пару секунд. Сладкая, дикая, невыносимая судорога оргазма пронзила меня.

Я задвинул на всю глубину, которую позволяла наша с ней анатомия, и там, в бездне ее лона, содрогаясь в конвульсиях, выплеснулся раз, другой, третий…

И я упал на нее. Меня больше не было.

Дыхание и жизнь возвращались постепенно. Мы целовали друг друга легкими чмоками, я снова лег на локти, чтоб не давить на нее, не плачь, шептал я ей, почему ты плачешь, тебе больно, да нет, это я так сильно кончила, чуть слышно прошептала она. Краем простыни я вытер ей лицо.

Гордость распирала меня. Не существовало мерки, которой можно было бы измерить дистанцию, которую я только что преодолел.

Там, внизу, удовлетворенный завоеватель потихоньку покинул покоренную территорию, когда он выскользнул совсем, мы оба тихо рассмеялись.

— Люблю тебя, — сказал я Жене.

— И я тебя, — ответила она.

Эти признания уже после близости имели какой-то особенный вкус.

— Ляг рядом, — попросила она. Я лег.

Она вдруг зашевелилась, приподнялась. Я смотрел на нее. Что-то ее тревожило.

— Ой, как много, нужно вытереть и застирать, — прошептала она.

Действительно, было много.

— Почему оно не осталось в тебе? — спросил я.

— Природные излишества при размножении, — засмеялась она.

Мы помолчали. Я почувствовал, что засыпаю.

— Вы женились?

До сих пор не могу понять одного, почему я не чокнулся в ту минуту?

Я резко повернул голову и увидел Жениного братика, стоящего в полуоткрытых дверях. Конечно, это я забыл закрыть двери. Он стоял в проеме полуоткрытой двери и внимательно смотрел на нас. Когда он пришел и, главное, что он видел?