Подростки
Шрифт:
Взрослое, стыдное слово «жена» шептал я про себя легко и свободно.
Но ласки наши шли по возрастающей. Каждое свидание в детском саду, каждый ее визит ко мне домой для «занятий химией» теперь завершались тем, что либо я снимал с нее трусики, либо уговаривал ее, и она делала это сама. Мои ладони не знали удержу, я ласкал ее холмик Венеры, пальцем я проводил по ее щелке, она почему-то была такой влажной, с удивлением я услышал, что Света тихо стонет, когда я так делаю.
— Тебе что, больно? — спросил я.
— Нет.
— Тогда
— Не знаю, это ты виноват, — она дышала жарко и глубоко.
Перед самими каникулами Катя Слепко позвала нас со Светой к себе на день рождения. Вечеринка прошла на славу, правда, некоторые слегка перебрали, зато мы со Светой уединились в темной комнате и нацеловались вволю. Когда мы шли домой, Света сказала, что ее родители хотят со мной познакомиться.
— Приходи завтра вечером, — промолвила она.
— Хорошо, приду, — ответил я и почувствовал, что краснею. С чего бы это?
Весь следующий день я не находил себе места. Должен ли я был нести цветы ее маме? Кто она мне? Будущая теща или просто мама одноклассницы? А ее папа?
И я пошел без цветов.
Все обошлось. Ее родители оказались гостеприимными и милыми людьми. Меня усадили за стол, мы ели пирог, испеченный Светиной мамой, пили чай, заваренный ее папой. Я глядел на них и удивлялся, дочка была похожа и на папу, и на маму.
А еще у меня почему-то все время горели уши. Ее отец обращался к нам странно: «дети мои». Мама называла нас по именам. Когда я уходил, Света проводила меня до первого этажа, мы поцеловались, и я шепнул ей:
— Ты моя невеста, да?
— Если ты хочешь этого, — ответила она, пряча лицо в воротник моего плаща.
— Придешь завтра ко мне?
— А ты этого хочешь?
— Я всегда хочу. Я всего хочу.
— Насчет всего придется потерпеть, — рассмеялась она.
Я не сказал Свете, что завтра утром мои собрались на два дня в гости к брату отца. На ноябрьские праздники. У него как раз юбилей, сорок лет. Меня решили оставить на хозяйстве. Почему я промолчал об этом? Не знаю. У меня не было в отношении Светы никаких дурных мыслей, я был уверен, рано или поздно она будет моей, но какой-то чертенок все время толкал меня и шептал, что нужно делать то, что хочется, что Света тоже хочет близости, и вовсе не обязательно лишать ее девственности, можно попробовать какие-нибудь безопасные способы.
Какие, я точно не знал. Я только догадывался. Пацаны трепались об этом.
Поскольку уже шли каникулы, то она пришла, как обычно приходила по выходным, после обеда. Я сказал, что мои уехали. Что-то отразилось на ее лице. Что?
Не знаю. То ли печаль, то ли тревога.
Мы почти сразу уселись на диван, долго и сладко целовались, возбудившись, я стал заваливать ее, и она легла. Я раздевал ее долго, не спеша, я снимал с нее блузку, лифчик, затем мы снова целовались, я гладил ее бедра, я сдвигал вверх низ ее короткой широкой юбки, я удивился, на ней были маленькие голубые панталончики, моя мать заставляла мою сестрицу надевать такие же, когда было очень холодно. Та отчаянно противилась такому наряду.
— Разденься, — прошептал я, — прошу тебя.
Она встала и стала снимать юбку, затем отстегнула пояс для чулок и одним движением сдернула свои штанишки. Она оставалась только в чулках и короткой комбинации. Я притянул Свету к себе. Мы стали целоваться, стоя у дивана, наше жаркое дыхание наполнило комнату. Я ласкал и трогал ее всюду, но все это у нас уже было прежде. Дальше произошло то, чего раньше не было.
— Света, хочешь посмотреть на меня? — спросил я.
— Не знаю, я боюсь, — прошептала она, губы ее дрожали.
Я воспринял ее слова по-своему. Я вскочил и торопливо, путаясь в штанинах, снял брюки. Затем решительно, словно прыгал в холодную воду, сбросил трусы.
Впервые я стоял перед девушкой голым. На мне оставалась только рубашка. Почему я не снял и ее, не знаю. Мой петушок торчал почти вертикально, и я немного стеснялся.
— Ничего себе, — тихо и изумленно сказала Света.
— Что? — виновато спросил я.
— Зачем тебе такой?
— Для тебя, иди сюда, — прошептал я и взял ее за руку.
— Дима, что ты, это невозможно, я боюсь. Мы не должны…
— Немножко, любимая, вот увидишь, я чуть-чуть, я только сверху…
Я прижал девушку к себе, ее голый живот прижался к моему голому животу, и мой твердый, разгоряченный петушок был между нами. Я потянул ее на диван, и мы снова легли. Я задвигался, дикий восторг охватил меня.
— Дима, ты с ума сошел, что ты делаешь, — горячечно шептала она.
— Пожалуйста, Света, пожалуйста, я не сделаю тебе ничего плохого.
— Нет, нет, я боюсь, Дима, не надо, пожалей меня.
— Ну не сжимай так ноги, милая, ну, прошу тебя, я так хочу… Раздвинь…
— Не надо, мамочка, ой, не надо!
— Света, не бойся, я только здесь, сверху, вот так, не бойся, я вот так.
— Ой, Дима, Дима, Дима. Ой!
— Милая, ну, не бойся, я обещаю, я только сверху, вот так, тебе же приятно?
— Да! Только пусть вот так. Так, наверное, можно, да? Ой, ой, Дима! Ох!
— Светочка, девочка моя, я… А-а! Света! Света… Любимая… А-а! А-а!
И наступила тишина. И покой. Только дыхание все еще было шумным.
— Боже, Дима, что ты наделал? — услышал я ее далекий голос.
— Что? — я посмотрел на нее. Она сидела на диване и осматривала себя.
— Ты облил меня здесь, — голос ее дрожал.
— Где?
— Сам знаешь, где.
— Ну и что? Я же только сверху, как обещал. Вот полотенце, вытрись.
— Дима, я боюсь, а вдруг?
— Какой еще «вдруг»? Какая ты глупенькая. Чего ты боишься? Все так делают.
— Кто «все»?
— Ну, парни рассказывали. И залететь нельзя, и приятно обоим.