Подручный смерти
Шрифт:
Леопарда озадачило это предложение.
– Какое лекарство?
– То есть как?
– То есть так – какое лекарство? У меня нет с собой лекарства.
Долговязый рассердился.
– Хорошо, тогда где оно?
– В лаборатории.
Я опять протянул к ним руку, они отпрянули, как испуганные рыбы. Я бы еще раз протянул, но тут кто-то будто натолкал в мои конечности морских ежей.
– Уводим его отсюда.
Леопард кивнул.
– Можно глоток воды, – попросил я.
– Да хоть целый кувшин, – сказал Долговязый, тепло мне улыбнувшись. –
Поднимался я очень медленно, поощряемый возгласами моих помощников, которые держались от меня на безопасном расстоянии. Мои конечности горели так, что тепла этого хватило бы, чтоб расплавить Плутон. Не иначе как маниакальный дятел облюбовал мой позвоночник и теперь отчаянно его долбил. Но обещанная вода звала вперед. Мне вдруг очень захотелось попрощаться со снежными людьми, но они исчезли из поля зрения. Толпа расступалась передо мной (иногда не без помощи локтей Долговязого), и на улицу меня вынесло без происшествий.
Снаружи было настоящее пекло. Мостовая плавилась под ногами, как сталь, дорога текла раскаленной лавой, контуры мерцающих зданий растворялись в горячем мареве. Калейдоскоп цветных пятен меня просто ослепил. Алые рубашки и зеленые блузы, розовые футболки и синие майки, черные летние костюмы и джинсовые куртки, шорты хаки и лимонные штаны, персиковые юбки и фиолетовые платья, коричневые сандалии и оранжевые мокасины, белые шлепанцы и черные туфли-лодочки. Я щурился и медленно плелся за Леопардом, замыкал шествие Долговязый. Я хотел ко всем прикоснуться, впитать все цвета и оттенки, с каждым поделиться жаром своей опаленной кожи, но мои провожатые зорко за мной следили и отталкивали любого, кто приближался к границам моей вирусной зоны.
Мы перешли дорогу и направились к огромному кремовому жуку-оленю, укрывшемуся от солнца под навесом. Леопард подошел к его грудному отделу, потянул насекомое за верхнее крыло, и показались кожаные внутренности. Потом он оттопырил крыло и взмахом пятнистой лапы поманил меня к себе.
– Залезай. И, пожалуйста, не прикасайся к нам.
Я сделал, как мне было велено, забрался внутрь панциря и распластался в мягком жучином брюшке. Если бы Леопард или его долговязый друг попросили меня прыгнуть с высокой башни, подвесного моста или еще откуда-нибудь, я бы сделал это не задумываясь.
Все-таки они – прекрасные люди.
Наш краткий перелет домой почти ничем не запомнился, за исключением одного разговора.
– Надеюсь, ты ему ничего не говорил. – поинтересовался Леопард.
– О чем? – спросил Долговязый.
– О приписке.
– Инструкции Шефа однозначны.
– Но ты становишься каким-то мягкотелым.
– Я просто считаю, что он имеет право знать.
– И ошибаешься. Мертвые не имеют прав.
Все остальное время я покачивался в лучистых голубых волнах тихой гавани своего сознания и пытался укрыться от жгучих лучей, падающих с неба.
Жук приземлился рядом с гигантским двухэтажным гнездом с перестроенной мансардой для жучиной королевы и подвалом для трутней. Еще три жука спокойно ожидали снаружи – сверкающий под солнцем черный скарабей, белый термит, застывший неуместным сугробом, и глянцевый ослепительно-алый жук-навозник.
– Это что, новый «БМВ» Войны? – спросил Долговязый.
– М-гм, – промычал Леопард.
– Рановато он вернулся.
– Не жди, что мы его сегодня увидим.
– Они опять со Шкодой?…
– Как обычно.
Леопард вытолкнул перед собой левое крыло жука-оленя и ступил на расплавленный тротуар. Потом строгим жестом велел мне вылезать. Я протянул ему руку, по-прежнему влекомый мыслью о воде, однако он грубо отмахнулся, предоставив мне самому выкарабкиваться из брюха насекомого. Его неучтивость усугубилась тем, что он бросил меня на улице с Долговязым, а сам быстро взбежал по лестнице и скрылся в гнезде.
Чувствовал я себя ужасно – будто кусок ада проглотил. Желудок мой подбрасывало, словно блин на сковороде. Я не знал, кто я и где я.
– Воды, – прошептал я.
– Потерпи немного, – сказал Долговязый. – Сейчас найдем тебе лекарство.
– Что ты ощущаешь? – спросил Смерть.
– Голова… – показал я.
– Болит?
– Кружится. Без остановки.
Я лежал в темном углу лаборатории и пил из стакана холодную водопроводную воду. В одном из деревянных шкафов Мор отыскал сосуд с белыми таблетками.
– Их тестирование еще не закончено, – уведомил он Смерть. – К тому же они разрабатывались для живцов, а не для мертвых. Поэтому могут быть побочные эффекты. Но лучше ему станет.
Моя голова кружилась безостановочно.
Хуже того: я ощущал настойчивое давление внизу живота. Мой вчерашний обед пропутешествовал по пищеварительному тракту и был переварен моим воскрешенным желудком и кишечником. Я понял, что впервые за долгие годы мне надо помочиться. В уборную меня отвел сам Смерть (все еще избегая прикосновений на случай остаточной инфекции) и прикрыл за мной дверь.
Я спустил штаны и сел на стульчак, рассеянно отметив, что унитаз и ванна – цвета авокадо. Мне пришлось сидеть, потому что из ничтожного обрубка моего пениса было невозможно выпустить струю. Наконец я ощутил, как давление в мочевом пузыре ослабло и болезненный поток ринулся вниз по изувеченной уретре. Услышав журчание, я мельком глянул под себя.
Моча была темно-желтой, густой, с примесью крови.
Обратный путь в спальню напоминал бег по пересеченной местности. Пол второго этажа вспучился, а спуск по лестнице превратился в покорение шестидесятифутовой волны. В самом низу я споткнулся, и пол приподнялся, принимая меня в распростертые объятия.
– Поосторожней, – прозвучал запоздалый совет Смерти.
– Я и так осторожно.
Мы свернули направо в центральную прихожую, снова направо в узкий коридор и еще раз направо – к моей комнате. Смерть отворил дверь, я, пошатываясь, добрел до кровати и упал на нижнюю койку. Он остался стоять в дверях.